— Дорогой Робин, — радостно закричал Джон, — благородный епископ заслуживает благодарности: он нас сделал богаче на триста золотых!

Епископ Херефордский, полузакрыв глаза, слушал эти радостные восклицания Джона, не понимая их смысла, а когда Робин сказал ему: «Ваше преосвященство, мы благодарим вас за щедрость» — он и вовсе смежил веки и пробормотал нечто нечленораздельное, так что Робин сумел разобрать лишь:

— Аббатство Сент-Мэри, немедленно…

— Он хочет уехать, — сказал Джон.

— Прикажи подать ему лошадь, — ответил Робин.

По знаку Джона один из лесных братьев подвел епископу оседланного коня, на голове которого красовались цветы.

Сонного епископа с трудом посадили в седло, привязали, чтобы он не свалился, ибо падение могло бы стать роковым для него, и и сопровождении своих людей, возвеселившихся духом от вина и хорошей еды, он отбыл по дороге, ведущей в аббатство Сент-Мэри.

Несколько человек из лесных братьев, по-дружески смешавшихся с людьми прелата, проводили их до ворот обители.

Само собой разумеется, позвонив в привратный колокол, они пустили лошадей галопом и скрылись в лесу.

Не будем даже и пытаться описать изумление и ужас, охватившие святую братию при виде епископа Херефордского: лицо его пылало, походка была неустойчива, а одежда пребывала в страшном беспорядке.

На следующий день достойный священнослужитель чуть не сошел с ума от стыда, бешенства и унижения; он много часов провел в молитвах, прося Господа простить его прегрешения и защитить от презренного Робин Гуда.

По просьбе оскорбленного епископа настоятель вооружил полсотни человек и предоставил их в распоряжение гостя. И вот, кипя сердцем от гнева, епископ во главе своего маленького войска двинулся на розыски знаменитого разбойника.

А Робин Гуд в этот день решил своими глазами убедиться, каковы дела сэра Ричарда Равнинного, и потому шел в одиночестве по тропинке, которая должна была вывести его на большую дорогу. Тут его внимание привлек стук копыт множества лошадей; он поспешил в том направлении, откуда доносился шум, и оказался лицом к лицу с епископом Херефордским.

— Робин Гуд! — воскликнул епископ, мгновенно узнав его. — Это Робин Гуд! Сдавайтесь, изменник!

Понятно, что у Робина не было ни малейшего желания поступить согласно приказу. Он был окружен со всех сторон и не мог ни защищаться, ни позвать на помощь лесных братьев; тем не менее он бесстрашно проскользнул между двумя всадниками, которые делали вид, что хотят преградить ему путь, и быстрее лани побежал к маленькому домику, видневшемуся в четверти мили от места его встречи с епископом.

Солдаты поскакали за ним вдогонку, но ехать напрямик они не могли и потому добрались до дома, где Робин явно хотел скрыться, позже, чем он.

Дверь хижины была открыта. Робин вошел и принялся закладывать чем попало окна, несмотря на крики старушки, сидевшей за прялкой.

— Не бойтесь ничего, матушка, — сказал Робин, заложив окна и дверь, — я не вор, а попавший в беду человек, которому вы можете помочь.

— Как помочь? И кто вы? — спросила старушка не очень-то успокоенным тоном.

— Я изгнанник, матушка, зовут меня Робин Гуд; меня преследует епископ Херефордский, покушаясь на мою жизнь.

— Как? Вы Робин Гуд?! — воскликнула крестьянка, молитвенно складывая руки. — Благородный и великодушный Робин Гуд? Да будет благословен Господь за то, что он позволил мне, бедной женщине, оплатить свой долг щедрому изгнаннику. Посмотрите на меня внимательно, мой мальчик, вспомните тех, кого вы облагодетельствовали, и, может быть, вы меня узнаете. Года два назад вас привел сюда случай или, вернее, как с благодарностью скажу я, благое Провидение. Я была одна, больна и без средств; я только что потеряла мужа, и мне оставалось лишь умереть. Ваши ласковые слова утешили меня, вернули мне мужество, силы и здоровье. На следующий день от вас пришел посланец и принес мне припасы, одежду и деньги. Я спросила его, кто мой благодетель, и он ответил: «Его зовут Робин Гуд». С этого дня я поминаю вас во всех своих молитвах. Мой дом — ваш дом, моя жизнь принадлежит вам, располагайте мной как своей служанкой.

— Спасибо, матушка, — сказал Робин Гуд, сжимая дрожащие руки старушки. — Я прошу вашей помощи не потому, что боюсь опасности, а потому, что не желаю напрасного кровопролития. С епископом полсотни людей, и, как видите, борьба невозможна, я один.

— Если ваши враги найдут вас, они вас убьют, — сказала старушка.

— Не беспокойтесь, матушка, до этой крайности дело не дойдет. Мы придумаем, как этого избежать.

— Избежать? Говорите, дитя мое, я вас слушаю.

— Не поменяетесь ли вы со мной одеждой?

— Поменяться с вами одеждой? — воскликнула старушка, — боюсь, что эта хитрость не удастся; как вы превратите женщину моего возраста в молодого кавалера?

— Я так переодену вас, матушка, — ответил Робин, — что мы сможем обмануть солдат, ведь они, может быть, не знают моего лица. Вы сделаете вид, что пьяны, а его преосвященство епископ Херефордский так торопится схватить меня, что увидит только платье.

Превращение свершилось быстро. Робин надел серое платье и чепец старой женщины и помог ей натянуть свои штаны, куртку и сапоги. Потом он старательно убрал седые волосы старушки под свою изящную шляпу и опоясал ее своим оружием.

Когда солдаты подскакали к двери хижины, переодевание было закончено. Они стали колотить в дверь, потом один из них предложил ее вышибить задними копытами своей лошади.

Епископ отнесся к этой мысли благосклонно. Всадник развернул лошадь и, чтобы заставить ее пятиться, уколол ее копьем. Но это произвело на бедное животное действие совершенно обратное тому, которое он ожидал: лошадь встала на дыбы и выбросила его из седла. Падение солдата (а он летел со скоростью стрелы) имело печальные последствия. Епископ, подошедший поближе, чтобы в тот миг, когда упадет дверь, преградить дорогу Робин Гуду, если тот попытается бежать, получил сильнейший удар шпорой в лицо.

Боль привела старика в такую ярость, что, ни на секунду не задумавшись о несправедливости и жестокости такого деяния, он поднял посох, который носил в руке как символ своего пастырского достоинства, и добил им несчастного, распростертого на траве у ног взбунтовавшейся лошади.

Пока он предавался этому доблестному занятию, дверь хижины внезапно отворилась.

— Сомкнуть строй! — повелительно воскликнул епископ. — Сомкнуть строй!

Всадники беспорядочно толклись перед дверью.

Епископ стал спешиваться, но при этом одной ногой споткнулся об окровавленное тело солдата и головой вперед влетел прямо в открытую дверь. Всеобщее замешательство, последовавшее за этим происшествием, как нельзя лучше послужило планам Робина. Оглушенный и задыхающийся епископ едва различил человека, стоявшего неподвижно в самом темном углу комнаты.