Тем временем Эбнер Симпсон, оставшись один в сарае, пошарил в кармане жилета и извлек оттуда конверт, содержавший лист бумаги и крошечный сверток в папиросной бумаге. Письмо уже было один раз прочитано прежде, в нем говорилось следующее:

Дорогой мистер Симпсон!

Это секретное письмо. Я слышала, что в Акревиле плохо относятся к миссис Симпсон, из-за того что у нее нет обручального кольца, какие есть у всех остальных.

Я знаю, что вы всегда были бедны, дорогой мистер Симпсон, и обременены большой семьей, такой же, как наша на Солнечном Ручье, но вам, право же, следовало подарить миссис Симпсон кольцо, когда вы женились на ней, с самого начала, потому что тогда с этим делом было бы покончено, так как кольца эти из чистого золота и не снашиваются. А ей, наверное, не хотелось просить у вас кольцо, ведь женщины совсем как девочки, только взрослые, а я знаю, что мне было бы стыдно просить украшений, когда и питание-то с одеждой обходятся так дорого. Поэтому я посылаю вам хорошее, совсем новое обручальное кольцо, чтобы вам не пришлось покупать, а вы могли бы подарить ей браслет или серьги на Рождество. Мне оно ничего не стоило; это подарок, сделанный по секрету одним другом.

Я слышала, что миссис Симпсон больна, и, я думаю, для нее было бы большим утешением сейчас, когда она лежит в постели и у нее так много времени, любоваться кольцом. Когда у меня была корь, Эмма-Джейн Перкинс дала мне на время гранатовое кольцо своей мамы, и мне очень помогало, когда я клала свою худую руку поверх одеяла и смотрела, как оно сверкает.

Пожалуйста, не сердитесь на меня, дорогой мистер Симпсон, потому что вы мне так нравитесь и я так рада, что у вас все так хорошо выходит с лошадьми и жеребятами. И я теперь думаю, что, наверное, вы действительно считали, что в свертке не флаг, а белье, когда забрали его в тот день, и к этому больше нечего добавить

вашему надежному другу

Ребекке Ровене Рэндл.

Симпсон медленно и спокойно разорвал письмо на кусочки и бросил их на поленницу, затем снял шляпу и пригладил волосы, задумчиво потянул себя за усы, расправил плечи и, зажав в ладони крошечный сверток, направился к парадной двери, а войдя в дом, на мгновение остановился перед дверью в комнату больной, потом повернул дверную ручку и тихо вошел.

Тогда-то для ангелов, вероятно, пришла наконец минута ничем не омраченной радости, ибо за то короткое время" что Эбнер шагал от сарая до дома, его совесть проснулась и обрела достаточно силы, чтобы терзать и жечь, вызывать сожаления и побуждать к покаянию - делать все то божественное и прекрасное, для чего она предназначена и что ей так долго не позволяли делать.

Клара-Белла бесшумно двигалась по кухне, готовя ужин для детей. Она покинула Риверборо в спешке, так как ухудшение в состоянии миссис Симпсон наступило неожиданно, но, с тех пор как она вернулась домой, ей не раз вспоминался разговор с Ребеккой о кольце. Купил ли его мистер Ладд и придумала ли Ребекка, как переправить кольцо в Акревиль? Но у нее было так много самых разных забот, что в конце концов эта тема отошла в ее мыслях на задний план.

Стрелки часов продолжали свой бег, а Клара-Белла следила за тем, чтобы резкие голоса Илайджи и Илайши звучали потише, открывала и закрывала дверцу печки, чтобы взглянуть на хлеб, который пекла, давала советы Сюзан насчет еды и посуды и удивлялась, почему священник так долго остается у больной.

Наконец она услышала, как открылась и закрылась дверь, и увидела, как старый священник вышел из дома, протирая свои очки, и сел в повозку, чтобы вернуться в поселок.

За этим последовал новый период томительного ожидания, когда в доме было тихо, как в могиле, но вскоре в кухню вошел отец, поздоровался с Сюзан и близнецами и сказал Кларе-Белле, ткнув большим пальцем в сторону комнаты больной:

- Не ходи туда пока! Она совсем вымоталась и только что задремала. Я поеду мимо бакалейной лавки и пришлю вам еды. Доктор собирался зайти сегодня еще раз?

- Да, он должен скоро появиться, - ответила Клара-Белла, взглянув на часы.

- Хорошо. Завтра я приеду снова, как только рассветет, и если ей не станет лучше, то я попрошу кого-нибудь передать Дейлу, что не могу оставить ее, и побуду тут с вами, пока она не окрепнет,

Он был прав; миссис Симпсон "совсем вымоталась". После пережитого волнения и напряжения бедняжка забылась странным сном-мечтой. Боль, которая сжимала ее сердце, точно стальной обруч, ослабила свою жестокую хватку и наконец покинула ее совсем, так что женщине казалось, будто она видит, как эта боль медленно плывет в воздухе над ее головой, только выглядела она уже не как стальной обруч, а как золотое колечко.

Утлая ладья, в которой она совершала свое плавание по бурному океану жизни, медленно входила теперь в более спокойные воды. Сколько она помнила себя, ее ладью носило по волнам в шторм и в бурю, бросало на скалы, ее хлестали злые ветры. Теперь же волны утихли, небо было ясным, воздух неподвижным и благоуханным, море теплым и спокойным, и солнце сушило изорванные в клочья паруса.

А потом - ведь сон всегда может сыграть с нами странную шутку - ладья исчезла, и это уже она сама уплывала все дальше и дальше - куда, она не знала и не хотела знать; ей было достаточно того, что она обрела покой, убаюканная плеском прохладных волн.

Затем появился зеленый остров, поднявшийся из морских глубин, остров, столь ослепительно сверкающий и сказочно великолепный, что она едва могла поверить своим изголодавшимся по красоте глазам. И все же он был настоящим, этот остров, так как она подплывала все ближе и ближе к его берегам, и наконец ее стопы легко заскользили по сияющим пескам и она понеслась по воздуху, как носятся бесплотные духи, пока не опустилась, мягко и тихо, у подножия раскидистого дерева.

И тут она увидела, что зеленый остров весь в цвету. Цвел каждый куст и кустик, с деревьев свисали розовые гирлянды, и даже землю покрывал ковер из мелких цветов. Редкостные ароматы, птичьи песни, нежные и мелодичные, буйство красок - все это вдруг обрушилось на ее затуманенное сознание, завладев им столь безраздельно, что она уже не помнила о прошлом, не понимала настоящего, не предвкушала будущего. Она, казалось, покинула тело и то печальное, тяжелое, что было связано с телом. Жужжание в ее ушах становилось все тише, свет постепенно угасал, птичьи песни звучали слабее и словно удалялись, золотое кольцо боли отодвигалось все дальше и дальше, пока не исчезло из виду, даже цветущий остров тихо уплыл вдаль, и остались лишь покой и безмолвие.

Доктор запаздывал, и встревоженная Клара-Белла, не в силах ждать дольше, осторожно повернула дверную ручку и вошла в комнату матери. Возле дома не было деревьев, и полная ноябрьская луна смотрела в окна без штор и ставней, освещая жалкую комнатку - некрашеный пол, серую штукатурку на стенах и белое покрывало на постели.