Девушки на веслах нашли единый ритм, и теперь лодка двигалась довольно быстро, но разрыв между ними и драконами с баркасом все не сокращался. Когда они проплывали под низко нависшим над водой деревом, всех троих напугала стая рыжих попугаев. Птицы с возмущенными криками снялись с ветвей, сбились в стаю и дружно перелетели повыше. Люди в лодке вздрогнули, а затем рассмеялись. Смех нарушил натянутое молчание, которого Седрик до сих пор не осознавал. Он вдруг понял, что не хочет сидеть в одиночестве, погруженный в собственные мысли.

— Я тоже с радостью возьмусь грести, — предложил он.

— Я не устала, — откликнулась Сильве, обернувшись, чтобы улыбнуться ему.

Глаза девочки блеснули в солнечном свете, и Седрику померещилось в них бледное голубое свечение. Когда она отвернулась, он невольно отметил, что солнечный свет играет и на ее голове, покрытой розовыми чешуйками. У Сильве осталось гораздо меньше волос, чем в начале пути. Поношенная рубашка разошлась у плеча по шву, и при каждом взмахе ее весла в прорехе сверкала плотная чешуя.

— Может, я поймаю тебя на слове, через некоторое время, — призналась Тимара.

Это удивило Седрика. Ему казалось, что из двух девушек она выносливее.

— У тебя до сих пор болит спина? — уточнила Сильве через плечо, не отрывая взгляда от реки. — Там же, где ты поранила ее в воде?

— Да, — чуть помолчав, неохотно призналась Тимара. — Она так до конца и не зажила. А после того, как меня накрыло той волной, стало еще хуже.

Лодка неслась вперед. Они проходили мимо заводей, где на поверхности воды плавали огромные плоские листья и оранжевые цветки. Седрик чувствовал сладкий, сильный запах с привкусом гнильцы.

— Ты когда-нибудь спрашивала об этом свою драконицу? — уточнила Сильве, чуть замешкавшись, но вполне решительно.

— О чем? — откликнулась Тимара с неменьшим напором.

— О своей спине. И о том, что чешуи на теле становится все больше и больше.

Молчание каменной глыбой обрушилось на лодку, заполнив ее до бортов. Седрику казалось, что от навалившейся тяжести он не в силах даже дышать.

— Не думаю, что рана на моей спине имеет отношение к чешуе, — ответила Тимара, но в ее словах отчетливо прозвучала фальшь.

Сильве сосредоточенно гребла. Она не обернулась, чтобы взглянуть на подругу.

— Ты забываешь, — произнесла она, как будто обращаясь к реке. — Я же видела ее. И теперь знаю, что это.

— Потому что ты изменяешься точно так же, — едва ли не хлестнула ее этими словами Тимара.

Седрик между ними чувствовал себя так, будто его загнали в угол. И зачем только Сильве завела этот разговор, такой личный для хранителей, когда он сидит рядом?

А в следующий миг его внутренности скрутил страх.

Она обращалась не к Тимаре. К нему. Он вскинул руку к шее и закрыл ладонью полоску чешуи вдоль позвоночника. Карсон уверял его, что она пока что едва заметна. Что она еще даже не окрасилась, в отличие от розового цвета у Сильве или серебристого блеска у самого Карсона. Седрик не проронил ни слова.

— Я меняюсь, — признала Сильве. — Но мне предоставили выбор, и я согласилась. И я доверяю Меркору.

— Но ведь сегодня он тебя бросил, — заметила Тимара.

Седрик задумался, что это было: жестокость или просто бестактность.

— Я уже все обдумала — и то, что сказал Седрик, тоже. Если сегодня вечером меня не окажется на общей стоянке, Меркор вернется за мной. Я знаю. Но я буду на месте, и я смогу добраться туда сама. Он ожидает от меня именно этого. Я не ручная зверушка и не дитя. Меркор уверен, что я не только способна сама о себе позаботиться, но и заслуживаю внимания дракона, и в состоянии выжить без него.

— Почему он так верит в тебя? — почти сдавленным голосом выговорила Тимара. — Как ты смогла его убедить?

Сильве обернулась к ним, и загадочная улыбка озарила ее лицо.

— Сама не знаю. Но он предложил мне такую возможность, и я согласилась. Я пока еще не Старшая. Но однажды стану.

— Что? — хором переспросили Тимара с Седриком.

— Как? — добавила уже одна Тимара.

— Просто чуть-чуть крови, — почти шепотом ответила Сильве.

Седрик похолодел. Чуть-чуть? Сколько это — чуть-чуть?

Он пытался вспомнить, сколько крови хлебнул в ту ночь сам, и гадал, много ли требуется.

— Меркор дал тебе свою кровь? — недоверчиво переспросила Тимара. — И что ты с ней сделала?

— Он велел мне оторвать у него с морды маленькую чешуйку, — ответила Сильве тихо, словно рассказывала о чем-то священном — или пугающем. — Я так и сделала. Выступила пара капель крови. Он велел мне снять их чешуйкой. А потом съесть ее. — Сильве прерывисто вздохнула, сбившись с ритма гребли. — Это было… вкусно. Нет. Это был не вкус. Только ощущение. Это была магия. И она изменила меня.

Двумя сильными гребками Тимара вывела лодку со стремнины на мелководье. Она схватилась за нависшую над водой ветку и остановила суденышко.

— Зачем? — сам собой сорвался с ее губ вопрос.

Она обращалась как будто ко всей вселенной, с криком отчаяния и протеста против несправедливой судьбы, но ответила ей Сильве.

— Ты ведь знаешь, что мы такое, Тимара. Ты знаешь, почему некоторых из нас бросают сразу после рождения. Почему тем, кто изменяется слишком быстро, запрещено иметь супругов и детей. Если нас находят в младенчестве, то отказывают нам и в самом будущем. Потому что мы меняемся так сильно, что превращаемся в чудовищ. И умираем рано, породив других чудовищ, неспособных выжить. Меркор уверен, что подобные перемены происходят со всеми людьми, кто долгое время находится рядом с драконами.

— Не может быть! В Дождевых чащобах люди менялись, начиная с самого первого поколения поселенцев. Задолго до того, как драконы вернулись в этот мир, дети обрастали чешуей, а беременные женщины производили на свет чудовищ!

— Задолго до возвращения драконов мы жили там, где некогда жили они, и раскапывали города Старших. Мы присваивали себе их сокровища, носили их украшения, использовали драконьи коконы как древесину. Может, среди нас и не ходили драконы, зато мы ходили среди них.

Тимара долго молчала, осмысливая ее слова. Вода неслась мимо их лодки. Внутри Седрика все похолодело и застыло. Кровь. Драконья кровь изменяет Сильве. Две капли и маленькая чешуйка — вот и все, что потребовалось. Сколько же выпил он? На какие изменения обрек себя? Чудовища, так они говорят. Чудовища, которые живут недолго, чудовища, которым отказано в будущем. В животе его завязался какой-то тугой узел, и все затягивался, затягивался, пока не стало больно. Седрик чуть подался вперед, чтобы расслабить брюшные мышцы. Но девушки, кажется, ничего не заметили.

— Но ведь кровь, которую он тебе дал, только изменит тебя еще сильнее?