Вскоре среди снующих мимо полуголых людей внимание Одиссея привлёк один – в кожаной кепке с большим козырьком, из-под которого выглядывали только пухлые губы и острый мальчишеский подбородок. На фоне мускулистых, варварского вида атлетов он выделялся птичьей грудью и худенькими руками. Однако великолепная татуировка на его груди заставила Одиссея открыть рот от изумления. Лаптев! В это невозможно было поверить. Как он здесь оказался?!

Причём моряки явно держали нового знакомого за своего. Возможно определённую роль в этом сыграла татуировка с изображением Стеньки Разина, которого в анархисткой по своей природе среде матросов очень почитали. Но кажется дело было не только в ней. Даже теперь – в грохоте и дыму юный комиссар умудрялся развлекать «братву» очередной историей.

Со свойственным ему блатным юмором Гранит рассказывал, как в самом начале революции, когда власть в его родной Одессе ещё принадлежала ставленникам Временного правительства, он с дружками по фартовой компании приглядел оставленный без присмотра бронепоезд «Кубанский казак». Накануне революции его пригнали с фронта на местный ремонтный завод, но вследствие возникшей неразберихи забыли на запасных путях городского железнодорожного вокзала.

– И вот деловые люди во главе с вашим покорным слугой решили найти новое применение полезному военному имуществу, – артистично расшаркался Лаптев.

По его рассказу они с дружками приспособили «Кубанского казака» для загородных пикников и деловых поездок. Внушительный вид нескольких броневагонов с пушками и пулемётами, на котором объявившие себя революционной народной армией бандиты раскатывали по соседним с Одессой волостям, очень облегчал переговоры с прижимистыми сельскими кулаками.

– Бедняков мы не трогали, а мироедов обложили налогом в пользу мировой революции, – сделал важную оговорку Гранит, которому хотелось выглядеть в глазах слушателей благородным разбойником.

Как заметил одессит, знаменитые чикагские бандиты кусали бы себе локти от зависти и плакали, как дети, если б только узнали, как их русские коллеги додумалась использовать для рэкета бронепоезд! Но разгул изобретательных братков продолжался недолго. Вскоре в Одессу пожаловал бронепоезд «Освободитель», на котором было всего два лёгких орудия и несколько пулеметов. Однако на нём прибыл суровый матрос Гзюба, который перед этим успел побыть комендантом славного города Киева, правда, недолго. До вельможного пана гетмана всея Украины бывший крестьянский молотобоец не дотянул и теперь улепетывал от висящих у него на хвосте поляков и немцев.

Острый глаз недавнего опытного наводчика главного калибра линкора «Севастополь» ещё издали заприметил между стоящими на запасных путях теплушками «Кубанского казака». Именно такого «дредноута» с мощными морскими орудиями и толстой бронёй Гзюбе не доставало для реализации своих далеко идущих политических амбиций. Он тут же решил прибрать «броневик» к рукам, чтобы значительно усилить огневую мощь своего бронедивизиона. Ведь в начинающейся гражданской войне именно бронепоезда часто становились последним и решающим доводом в борьбе за власть.

Стрелка с одесскими мальчиками состоялась тут же поблизости – в привокзальном ресторане. Разговор был коротким: прибывшие с Гзюбой крепкие матросы настучали по головам одесским пижонам. После чего подцепили «Казака» к своему бронепоезду и отправились навстречу ничего не подозревающим преследователям, которых вскоре ожидал очень неприятный сюрприз.

Поквитавшись с обидчиками, Гзюба отправился в турнэ по причерноморским городам – пополнять золотую казну. В начале 1918 года он вернулся обратно на Украину, по дороге устанавливая советскую власть на попадающихся станциях и попутно увеличивая свой персональный золотой запас. Свой славный путь «Кубанский казак» закончил где-то под Жмеринкой после долгого боя сразу с двумя поймавшими его в ловушку неприятельскими бронепоездами. Самого уцелевшего в том легендарном бою Гзюбу большевики расстреляли через пять месяцев за массовые грабежи и попытку установить личную власть в советских районах.

– Я единственный из нашей банды, кого Гзюба взял к себе в команду. Но, покатавшись с ним месяцок, вернулся обратно в Одессу. А там вступил в красную гвардию, – закончил свой рассказ Гранит.

– А что так? – с подковыркой поинтересовался у Лаптева один из бронепоездников. – Не понравилась наша работёнка?

– Работёнка то понравилась. Да подруга Гзюбы влюбилась в меня, как кошка. Просто проходу не давала! Розой её звали. Запретить ей меня любить Гзюба не мог, так как у него в команде было установлено революционное равноправие полов. Но ревновал Маруську ко мне страшно.

Одиссей такому сюжетному повороту не удивился, ибо успел неплохо узнать комиссара. Как неврастеник, Лаптев периодически терял контроль над собой. И это выражалось не только в его диких выходках, но и в безудержной страсти к фантазированию. Вот и теперь, похоже в голове взвинченного и импульсивного юнца рождалась очередная история, в чью правдивость он уже и сам начинал верить.

– Однажды стоим мы втроём на тендере паровоза – на балкончике возле распахнутой настежь двери в боевую рубку нашего бронепоезда – обозреваем окрестности. Смотрю, а командир приобнял Розу за талию и пытается к себе прижать. А она его по роже – бац кулаком! Гзюба рассвирепел, сгрёб полюбовницу в охапку и швырнул её через ограждение. Потом оборачивается на меня своей страшной изуверской рожей и говорит бешено: «Уговор: никаких больше баб, и никаких пянок!». После этого он страшно напился с горя. А я этой же ночью обратно в Одессу сбёг, а на прощание бомбу в купе швырнул, где он дрых. Только лимонка неисправная оказалась – не взорвалась…

История эта конечно была придумана «по мотивам» знаменитой легенды про Степана Разина, швырнувшего за борт своей ладьи персидскую княжну. Тем не менее, слушателям байка пришлась по вкусу, ведь главным её героем был матрос с бронепоезда.

Довольные бронепоездники по-приятельски хлопали парня по плечу…

Одиссей подошёл к Лаптеву. Оказалось, что Гранит уже давно заметил Лукова, но не хотел подходить первым, ожидая, когда у «начальника от изумления челюсть отвиснет».

– Как вы тут оказались?! – изумлённо спросил Одиссей.

Луков только самодовольно ощерился беззубым ртом и загадочно ответил, что: «как это и полагается в восточных сказках, из тюремной башни он улетел на ковре-самолёте».

– Вы спрашиваете, почему мы то ползём как черепаха, то скачем галопом, как бешеная кобыла, и всё это на участке пути длиною всего в две версты? – закуривая, осведомился командир бронепоезда в ответ на высказанное Луковым удивление. – Извольте, сами полюбуйтесь!

Главный бронепоездник отступил от наблюдательной прорези, давая возможность пассажиру самому взглянуть на источник проблемы.

Разговор происходил в командирской рубке бронепоезда, точнее – на небольшой площадке в её верхней части, где имелась маленькая вращающаяся панорамная башенка. Эта наблюдательная точка на несколько метров возвышалась над всем составом. Она была устроена так, что даже маячащая впереди паровозная труда почти не перекрывала обзор вперёдсмотрящему. Прямо же под ними, в основании лестницы толпились тесной группой помощники командира, ожидающие его распоряжений, и готовые немедленно донести их в любой уголок бронепоезда с помощью аппаратов внутренней телефонной связи. Но видимо в данный момент в боевой обстановке выдалась короткая пауза неопределённости, и у командира появилось время для перекура.