Его собственные глаза, расположенные в лицевой части головы — Суслов время от времени проверял, на месте ли они, — представляли собой продолжение инструментов, которыми был оснащен его пульт, так сказать, вспомогательные приборы, такого же статуса, как «простое население, рабочие массы», то есть нечто вроде программной, целевой идеи, но в то же время и вспомогательных сил, которые надо было держать под контролем с помощью трех ИМПЕРАТИВНЫХ ВЕРХОВНЫХ ГЛАЗ, чтобы не давать им возможности порождать миражи или реалистические картины.

Внутренняя часть этой боевой точки, покрашенная строителями в светло-серый цвет, должна была быть выкрашена когда-нибудь согласно имеющимся планам в нежно-зеленый или неяркий желтый цвет. Пол был покрыт резиной, туалеты были подвешены на рессорах и не крепились жестко к полу. Эти амортизационные меры были приняты в расчете на то, что в чрезвычайной ситуации даже не ракетный удар противника, а уже одно включение соседней, второй пусковой установки могло потрясти этот пункт управления столь серьезно, что никто не знал наверняка, удастся ли тогда осуществить точный прицельный пуск с поврежденной платформы. Если же первым будет выстрел Суслова, то это уже будет проблема не его, а его соседей. Если же обе установки отправят свои заряды в космическое пространство разом, то они взаимно нарушат свои прицелы. Так что Суслов обслуживал орудие, которое могло выстрелить только ОДИН РАЗ, и не было уверенности в том, что этот единственный выстрел будет результативным.

Под надзором трех глаз, следя за освещенными в ночное время приборами, опытный Суслов (но ведь опыт — не практическая вещь, с точки зрения техники чрезвычайной ситуации он не проявляется, действуя лишь гипотетически, громоздя сокровища бдительности) формулировал свои впечатления следующим образом: при правильном, то есть классово-сознательном измерении — классовая же принадлежность в данном случае заключается в том, что я составляю один класс только с Землей, — оказывается, что для межконтинентальных ракет ни экватор, ни полюс не дают возможности описать полную траекторию. Скорее всего, выпущенная ракета встретится с летящей ей навстречу ракетой противника, так что получается, будто я стреляю в самого себя. Я представляю это себе так, что ракета летит до середины траектории, а потом поворачивает и возвращается ко мне. То же касается и тех, кто сидит на другой стороне. Однако неизвестно, действительно ли ракеты попадают точно в цель[95].

С учетом всего этого Суслов ощущал уверенность, что следящая за ним трехглазая стража, ради которой он по-прежнему старался, потому что это вошло для него в привычку, не сможет предотвратить хаос чрезвычайной ситуации. Однако три глаза не могли видеть, что думал Суслов. А что он думал, не порадовало бы его наставника, в то время как одноглазому шпиону наверху внушило бы ложные надежды. Дело в том, что Суслов в своих технических делах НА САМОМ ДЕЛЕ полагается на ясный ум. В серьезном он повинуется ПРИВЫЧНОМУ («звездному будильнику надо мной и тикающим глазам внутри меня»), в то время как УМ помнит о бабушкиных молитвах. Они не будут услышаны, на них нет надежды.

В то время как мы достаточно хорошо знаем технические возможности вашей стороны, а вы — нашей, относительно намерений и опасений друг друга у нас есть только предположения, сказал американский генерал загорелому советскому коллеге, присутствовавшему на заседании совета НАТО в качестве наблюдателя. Оба сидели за стойкой бара в конгресс-центре, взяв по коктейлю. Американский генерал достал из кармана пачку документов, выглядевших как рентгеновские снимки.

Вот, например, объект, — сказал он, в то время как его палец беспокойно двигался по зернистой поверхности изображения, — который, если верить законам оптики, мы вообще не можем увидеть, потому что 88-километровый кабель связи, идущий вот к этому комплексу, обладает толщиной всего в три миллиметра, тогда как разного рода атмосферные помехи вашей родины скрывают от нас все, что меньше 15 сантиметров. То есть мы либо вообще не видим этот кабель на спутниковых снимках, либо видим как что-то вроде цепочки, находящейся ниже уровня разрешения. Но стоит прибавить к этому нечто человеческое, возможность подозрения, как все дело становится осмысленным, и я показываю вам эти менее чем точки из определенных соображений, о которых вы, очевидно, уже догадались.

Генерал достал из кармана лупу и дал сопернику возможность посмотреть в нее. Это находится ниже порога, который мы определяем как «видимый», — сказал он, — однако обладает примечательной регулярностью для ПОДОЗРЕНИЯ. То есть снимок, сделанный со спутника, сам себя не понимает, зато мы, изучая его, ИНТУИТИВНО улавливаем, что эти фрагменты — на самом деле линия связи, проходящая отсюда сюда. Теперь вы видите? Это якобы лаборатория, на самом деле нет, а это ваше укрытие для представителей генштаба, вы, я думаю, догадываетесь, что это нам известно. Они соединены кабелем толщиной в три миллиметра, который я вижу сейчас своим внутренним взором так же ясно, как и вот этот стакан, и стенки у него примерно той же толщины. Отсюда мы делаем вывод о некоторых связях, и об этих выводах надо бы знать, в свою очередь, вам, потому что иначе вы ничего не будете понимать в наших интуитивных способностях подозрения.

— Вы действительно углядели тайну. Загадочным образом смогли ее разгадать — да, к сожалению, вы ее разгадали.

Соблюдая интересы своей страны, советский офицер сожалел о раскрытии важной тайны. Это не затрагивало его лично; напротив, умиротворенный мягкой волной напитка, он спокойно продолжал сидеть на табурете. Он был приятно тронут деловым уважением военного коллеги со стороны противника. Как член военно-трудящегося класса он был скорее рад, как гражданин страны огорчен. Неплохой вечер, в атмосфере полного взаимного подозрения.

Советский космонавт Иосиф Шкловский предполагает, что ближний к Марсу спутник, Фобос, искусственного происхождения. Много миллионов лет назад жившие на Марсе «люди» (или органические существа совершенно другого строения), обладавшие высокоразвитой цивилизацией, поняли, что их планете угрожает гибель. Поэтому в необычайно больших спутниках были собраны документы, после чего эти, так сказать, летучие музеи были отправлены в космос, чтобы будущие исследователи могли ими воспользоваться.

Шкловский опирается при этом на наблюдение, согласно которому орбита Фобоса (диаметр 8 километров, расстояние от Марса 9400 км) очевидно сокращается, при этом скорость обращения спутника возрастает. Для этого нет иного объяснения, кроме факта, что из-за соприкосновения с марсианской атмосферой (при этом возникает трение) спутник теряет энергию, из-за чего орбита сокращается, а скорость обращения растет. Поскольку марсианская атмосфера разреженная, следует предположить, что и плотность Фобоса (его инерционная масса) невелика, причем настолько, что этому нет аналогов ни среди твердых, ни среди пористых естественных субстанций Вселенной. Если бы Фобос был ГУБКОЙ, он все же был бы плотнее и обладал бы большей инерцией. Из этого можно сделать вывод, что Фобос — ПОЛОЕ тело.