Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Такого ты еще не видел.
Я не совсем себе представлял, где находится Саут-стрит-Сипорт, и это сыграло дяде Чарли на руку. Мало что доставляло ему такое удовольствие, как рисование карт на бумажных салфетках. Увлеченный барный картограф, он немедленно набросал детальное изображение нижнего Манхэттена с портом, финансовым кварталом и синим «Х», обозначающим местоположение нового бара Стива – «Публиканов на причале». Бар разместится в конце причала 17, и там будет стеклянная стена, выходящая на Бруклинский мост. Потрясающий вид, сказал дядя Чарли. Великолепное местоположение. Толпы пешеходов. В соседнем здании – популярный ресторан, принадлежит куотербеку Дагу Флути, а в двадцати метрах – столетнее двухмачтовое судно, где находится морской музей.
– Оттуда всего полквартала, даже меньше, до Уолл-стрит, – сказал дядя Чарли, – и не больше полумили до Всемирного торгового центра. Вот так. До башен – как отсюда до церкви Святой Марии.
Не все в «Публиканах» считали новый бар хорошей идеей. Когда слухи о нем достигли Манхассета, многие начали говорить, что Стиву не нужно столько забот и головной боли. Ему и так принадлежит весь квартал на Плэндом-роуд, где расположены «Публиканы». Он – самый популярный владелец бара в истории Манхассета, что само по себе немало, ведь Манхассет – настоящая алкогольная Валгалла. По мнению этих изоляционистов, Стив как Америка – большой, богатый, влиятельный и уважаемый. Ему надо сидеть дома, говорили они, пересчитывать свои денежки и не дергаться. Если окружающему миру есть что ему предложить, пусть мир сам к нему и приходит.
Мне же казалось, что в действительности эти люди просто не хотели делить Стива с кем-то еще. Они заранее ревновали к богатеям на Манхэттене, которые вскоре откроют его для себя, к выскочкам, задавакам и большим шишкам, которые обратят Стива в свою веру и отберут у старых друзей. Став кем-то вроде Тутса Шора, ресторатором с мировой славой, который общается со звездами и сильными мира сего, Стив уже не будет нуждаться в своих верных оруженосцах и оставит их в прошлом. «Публиканы на причале» будут процветать, а «Публиканы» в Манхассете впадут в забвение.
В первые месяцы 1987 года мне стало казаться, что эти прогнозы сбываются. Стив больше не появлялся в баре. Он постоянно находился в городе: заключал сделки, подписывал контракты, надзирал за ходом строительства.
– Все больше и больше мы видим Стива все меньше и меньше, – сокрушался дядя Чарли.
Без его чеширской улыбки в баре стало заметно темней.
В отсутствие Стива мы много говорили о нем, превознося так, будто он недавно умер. Но чем больше было таких разговоров, тем ясней становилось, что мы почти его не знаем. Самый уважаемый человек в Манхассете, находящийся постоянно на виду, Стив, тем не менее, ускользал от нашего понимания. Люди рассказывали, как он на них повлиял, но никто не упоминал о его личных качествах. Каждому казалось, что у него на Стива особые права – и в то же время знали мы о нем очень мало. Стив любит хоккей. Пьет «Хайнекен». Живет ради софтбола. Обожает каламбуры. Все в баре раз за разом пересказывали его истории. Как Стив пил всю ночь, а потом запрыгнул в свой красный «Шевроле» 51-го года и помчался на другой конец Лонг-Айленда на гонки с какими-то упырями – этакий манхассетский Джеймс Дин[38]. Мы смеялись над его записными шутками: если кто-нибудь спрашивал, чем Стив зарабатывает на жизнь – особенно в конце четырнадцатичасового рабочего дня, – тот просто говорил, что «богат сам по себе». Когда посетитель интересовался секретами успеха бара, Стив отвечал: «Люди приходят в пивную, чтобы над ними поиздевались, и я предоставляю такую услугу!» Если бармен спрашивал, может ли его новая подружка пить бесплатно, Стив отрезал: «Еще не дослужилась».
Но это были широко известные факты, и, сложенные вместе, они давали даже меньше, чем просто сумма частей.
Во время одного из разговоров о Стиве дядя Чарли озвучил то, что я всегда и подозревал – секрет Стива в его улыбке. Входя в «Публиканов», говорил он, Стив одаривает ею всех вокруг. Люди целый день этого ждут, приберегают истории, которые с ними произошли, чтобы рассказать Стиву и заслужить одну из его улыбок.
– Никто не шепчется «о, пришел босс», – сказал дядя Чарли, – наоборот, все спрашивают, где же он пропадал.
Я снова прибегнул к своей теории. В том, что касалось сравнения Аладдина и «Публиканов», я был неутомим, как пес, грызущий кость. Я выдвинул предположение, что люди так сильно реагируют на Стива потому, что он и есть Аладдин. Он дает людям то, что они хотят.
– По-моему, это не Аладдин исполнял желания, – с сомнением в голосе ответил дядя Чарли, пощипывая мочку уха.
– Вроде бы Аладдин – тот парень, который написал сказку про джинна в лампе.
В конце концов я пошел в манхассетскую библиотеку и взял «Тысячу и одну ночь». Потом сел на том конце стойки, где работал дядя Чарли, и погрузился в чтение. Оказалось, что Аладдин – имя паренька-сироты, главного героя истории; как-то раз волшебник, которого он считал своим дядей, отправляет его в пещеру за «волшебной лампой»; волшебник оставляет паренька в пещере с лампой вместе, Аладдин нервно потирает ладони и, таким образом, вызывает джинна, который обещает исполнять его желания.
Я пересказал это все дяде Чарли, и у нас с ним завязалась оживленная дискуссия о том, кто же все-таки Стив – лампа или джинн. Я стоял на том, что «Публиканы» – это лампа, а Стив – джинн и одновременно источник света. Без Стива мы остались бы с лампой без света и без джинна.
Позднее я обсудил свою теорию с Далтоном и Дипьетро, которым восторженно сообщил, что Аладдин может