Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никакой логики в этой стихии ненависти к другим этносам искать не следует. Её попросту нет. Механизм подобного поведения объясняется гораздо проще: политика погромов — это неумолимый зов души, который идёт из глубины мутного подсознания и не подвержен контролю со стороны здравого смысла или рационального мышления лиц, охваченных соответствующим порывом. Остановить сей смерч низменных чувств возможно было бы только встречным умиротворяющим воздействием, например, со стороны правового государства либо благотворным — со стороны институтов гражданского общества. Но на территории Российской империи, увы, не было ни того ни другого. Ибо государство, например, в лице Александра III испытывало ту же нужду в погромах, что и его подданные, а единственный институт гражданского общества — православная церковь — спешила освятить всякую подобного рода прихоть государя, ибо в этом единстве и была основа её силы и влияния. Подобное, как уже отмечалось выше, не ускользнуло от проницательного взора великих российских писателей Л.Н. Толстого, В.Г. Короленко и А.М. Горького и многих других. Как отмечал по сему поводу доктор юридических наук, главный научный сотрудник Института государства и права Российской академии наук Александр Валентинович Оболонский: «Формально православная церковь была идеологическим монополистом. На деле же к моменту, о котором идёт речь, во всех слоях общества распространилось глубоко индифферентное отношение к церкви… Подобная ситуация страшна и чревата взрывом при всех обстоятельствах. В России же она была опасной вдвойне, ибо в стране не укоренились иные, хотя бы паллиативные культурные механизмы обуздания и смягчения инстинктов, погашения агрессивных биологических рефлексов — такие, как эстетика, уважение личности и прав другого человека… либо даже просто мягкость характера или всего-навсего хорошие манеры». Очевидно, что укоренение именно этих качеств в национальном характере населения империи не входило в планы господствующей партии власти, идеологическим столпом которой в полном смысле этого слова и была православная церковь. Как говорится: посеяв ветер — пожнёшь бурю. Ничем не сдерживаемая буря взаимной ненависти на этнической, религиозной и сословной почве покатилась по империи.
Особенно трагически эта буря дала себя знать во времена Гражданской войны на территории Украины. После установления власти Директории Украинской Народной Республики (УНР) по её территории в декабре 1918 г. прокатилась волна жесточайших еврейских погромов. На этот раз палачами мирного еврейского населения стало новоявленное воинство, главным атаманом (главнокомандующим) которого значился Симон Васильевич Петлюра (1879–1926). При этом один из первых погромов был учинен в городе Сарны полком, который носил его имя. Другой — разразился 15 февраля 1919 г. в городе Проскурове (ныне город Хмельницкий), в котором за четыре часа было перебито 1650 евреев. В итоге с декабря 1918 г. по август 1919 г. вооруженными отрядами УНР было осуществлено множество погромов, в ходе которых, по данным комиссии Международного Красного Креста, погибло более 50 тысяч евреев. В целом большинство расправ с мирным и незащищенным населением осуществили отряды вооруженных людей, которых история намертво связала с именем Петлюры.
В современной украинской исторической литературе часто приводятся утверждения, что лично Петлюра не был антисемитом, не желал, не организовывал и не провоцировал еврейские погромы. Может быть. Но по многочисленным свидетельствам очевидцев, он должным образом не противодействовал той политике этнических чисток, которая без зазрения совести осуществлялась его озверелым воинством. Объехавший в те годы многие места распавшейся империи и расследовавший злодеяния петлюровцев французский писатель и юрист, автор трилогии «В стране погромов» — Бернар Лекаш (1895–1968) представил в 1926 г. специальный доклад, содержащий данные о 1295 еврейских погромах, кровавой волной прокатившихся по всей Украине. Обвинение в значительном числе совершенных убийств и истязаний мирного еврейского населения в первую очередь падает на петлюровское воинство. При этом французский юрист приводит примечательный разговор Петлюры и его военного министра, состоявшийся с делегацией еврейской громады, во время которого на мольбы о прекращении погромов глава Директории УНР откровенно заявил: «Не ссорьте меня с моей армией!», а «Атаман Петров, его военный министр, сказал пришедшей к нему делегации: Еврейские погромы — это наше знамя!». Оба деятеля искренне и прямодушно озвучили самую суть того начала, которое связывало воедино их с армией и нацией.
Военный министр УНР Всеволод Николаевич Петров (1883–1948) отнюдь не солгал: еврейские погромы действительно стали знаменем вооруженных сил УНР, и только по одной этой причине война с мирным, невооруженным и запуганным еврейским населением закончилась столь оглушительной «военной победой», которая со временем получила своё однозначное и общепризнанное определение — геноцид. Такого рода победы, однако, способны привести подобных «победителей» исключительно на скамью подсудимых истории, с которой им всем прямой путь — на исторический эшафот. Посему, ознакомившись с приведенными материалами, невольно приходишь к выводу о несомненной внутренней связи между упомянутыми деяниями петлюровцев и политической ролью самого Петлюры. Но именно по этой причине Петлюра стал символом для многих своих исторических последователей, которые без тени сомнения именуют себя петлюровцами. Так, украинский писатель Василий Николаевич Шкляр в одном из своих интервью заявил: «Что касается Петлюры, то точно мне как-то историки заметили: «Ты Петлюру не трогай. У нас есть три человека, ставшие символами борьбы. Это Мазепа и мазепинцы, Петлюра — петлюровцы и Бандера — бандеровцы» Собственно, именно так называют сегодняшних настоящих украинцев» («УНІАН», 9.02.2011 г.). О личности Мазепы за давностью лет, признаюсь, судить не берусь, а вот что касается Петлюры и Бандеры, то невооружённым взглядом заметно, что этих деятелей и их ретивых приспешников роднит одна неискоренимая страсть — страсть к погромам, как правило, невооруженных, а потому и заведомо более слабых представителей ненавистных им этносов.
Преступным деяниям Бандеры достаточно уделено внимание в других местах настоящей работы. Что же касается Петлюры, то тех украинских историков, писателей и журналистов, которые не покладая рук в тесном альянсе с некоторыми украинскими политиками работают над вопросом о политической реабилитации Петлюры, настоятельно отсылаю к трудам упомянутого французского писателя. А также — к материалам французского суда присяжных, вынесшего 26 октября 1927 г. оправдательный приговор в отношении Самуила Исааковича Шварцбурда (1886–1938), застрелившего Петлюру 25 мая 1926 г. прямо в центре Парижа в отместку за мучительную гибель всех 15-ти членов своей семьи. Лишь успокоив таким образом свою совесть, он попросил выбить на памятнике отцу, могила которого осталась в Украине, следующую надпись: «Твой сын Шалом отомстил за священную кровь святых братьев твоих и кровь мучеников всего еврейского народа». Несмотря на свойственный Франции антисемитизм, коллеги тех, кто в своё время выносил приговор Дрейфусу, хорошо усвоили урок истории: не убий, да не убиенным будешь! Истории, как известно, свойственно повторяться и, увы, далеко не только в виде фарса.
Помимо приведенных фактов, в это ужасное время значительное число еврейских погромов на территории Украины стало делом рук банд атаманов Григорьева, Зеленого, Струка, Тютюнника, Козырь-Зырки, Соколовского, Шлямы, Кваши, Мацыги, Миляса, Потапенко, Проценко, Дыньки и неисчислимого множества других местных и местечковых бандитов. Весной 1919 г. один из самых неистовых палачей еврейского населения Украины атаман Никифор Григорьев (1888–1919) издал «универсал», в котором откровенно призывал к поголовному уничтожению иудейского племени. С этого момента число погромов резко возросло. Так, 15–20 мая в Елисаветграде банда Григорьева вырезала от 1300 до 3000 евреев; 16–20 мая в Черкассах — около 700 человек. В Радомысле погром, учиненный бандой Соколовского, унес жизнь около 400 человек. В Погребище в августе 1919 г. уже банда Зеленого истребила порядка 400 человек, в том числе 200 женщин. Убийства сопровождались жестокими истязаниями и повальными грабежами; атаманы местных крестьянских