Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увидев мое лицо, она осеклась. Я не разозлился, нет, – просто кое-что вспомнил.
– Можешь звать меня Кейси. Увы, я зарегистрировался в гостинице под своим именем.
Собеседники посмотрели на меня с ужасом.
Я вздохнул и покачал головой.
– Ничего не поделаешь. В этой игре слишком много правил, все не упомнить. Полагаю, ваше имя им тоже известно? – обратился я к Уриэлю.
– Боюсь, что так. Поскольку именно мы с профессором Ривзом основали общество, скрываться было трудно. Многие из первых членов знали нас лично, да и кое-какие работы мы все же опубликовали. Так что узнать наши имена особого труда не составляло.
– Профессор Ривз – это Просперо, отец Ариэли? – догадался я.
– Да, – кивнула она.
– Значит, и твое имя они знают? – спросил я у нее.
– Да, только они об этом не подозревают.
– Это как? – не понял я. – Поясни, пожалуйста.
– Давай не будем об этом?
– Ладно, но позвольте все-таки уточнить: речь идет обо всех именах, об имени-фамилии или еще о чем-то?
– Настоящим считается имя, которое напрямую связано с человеком. В большинстве случаев это имя, данное при крещении, хотя во многих нецивилизованных племенах ребенку принято давать тайное, или священное, имя, известное только ему самому и родителям.
– Ай да я! – проговорил я со смехом. – Выходит, все не так плохо. Видите ли, «Кейси» – не настоящее мое имя. Настоящим, кажется, меня с самых крестин никто не звал.
– Слава богу! – выдохнула Ариэль.
Я взял ее за руку.
– У вас, помнится, были кое-какие зацепки? – торопливо спросил Уриэль, видимо желая предотвратить очередной приступ нежности.
Я снова вытащил из кармана билет. Он выглядел уже порядком потрепанным.
– Вот. Правда, я не знаю, как он может помочь.
Уриэль тщательно изучил бумажку, положил на палец и прошептал какие-то слова. Билет затрепыхался.
– Сходится, – сказал Уриэль. – Соломон почти наверняка держал его в руках. Если вдуматься, логично предположить, что он из Вашингтона.
– Почему именно из Вашингтона? – спросил я.
– Там средоточие власти, – подсказала Ариэль. – А властолюбивее Соломона я никого не встречала.
– Вашингтон, Вашингтон… – пробормотал я. – Круг сужается, но ненамного. Он может как оказаться публичной фигурой, так и править из-за кулис, никому не известный.
Ариэль опечалилась.
– Впрочем, не стоит унывать, – добавил я. – Никуда не расходитесь.
Я снял трубку, попросил перевести на межгород, а затем – соединить с Джеком Дугласом, новостным редактором отделения «Ассошиэйтед Пресс» в Вашингтоне. Ожидая ответа, я подмигнул Ариэли. Они с Уриэлем смотрели на меня недоуменно.
– Джек, ты? – сказал я в трубку. – Это Кейси… Да, все хорошо… По делу. Скажи мне, кого сейчас нет в Вашингтоне?
– Приятель, такая рань, а ты уже поддатый? – ехидно произнес Джек.
– Не прикидывайся. Кто из шишек отсутствует?
– Да все разъехались, дружище. Выходные же. Только мы, рабы на окладе, горбатимся.
Я помолчал, думая, как лучше всего сформулировать вопрос.
– Ладно, тогда скажи мне вот что: кто самый везучий человек в Вашингтоне?
– Я. С понедельника в отпуск.
– Джек, не дури! Шишка ты разве что для своей жены.
– Скажешь тоже! Сразу видно, что ты ее не знаешь.
– Да ну тебя! – Я начал терять терпение. – Джек, это важно. Кто самый везучий человек в Вашингтоне?
– А подсказки будут? Ну там животное, овощ или…
– Некто очень важный, кто у всех на слуху.
– Везучий в чем? В картах, в любви, на скачках?
– Пожалуй, во всем, но особенно в том, чтобы добиваться своего. Кто-то, кто стремится на самый верх.
– Так-так… – Джек задумался; я даже по телефону слышал, как крутятся шестеренки у него в голове. – Большой Белый Отец явно не подходит. Медовый месяц кончился, и дела у него пошли под откос. Поговаривают даже, что на очередной срок он баллотироваться не будет… Черт, ну конечно! Здесь только один такой. Всегда при деньгах. Вечно на коне, тогда как противники раз за разом попадают впросак. За прошедший год все соперники по партии либо умерли, либо ушли по состоянию здоровья…
Ура! Неужели он?
– Имя, Джек, мне нужно его имя.
– Не могу, дружище. Вдруг кто-нибудь нас прослушивает? Сам знаешь, имена бывают опасны. Можно нарваться на большие неприятности.
«А то я не знаю!» – чуть было не вырвалось у меня.
– Дай хотя бы подсказку, чтобы я догадался!
– Скажем так, это самый известный в Америке человек-помоги-себе-сам. Открой сегодняшнюю, вчерашнюю или завтрашнюю газету, посмотри заголовки: где-то обязательно мелькнет его имя. В партии его не любят, большинство американцев лучше застрелятся, чем проголосуют за него, но праймериз он выиграет – и президентские выборы, скорее всего, тоже. Только это конфиденциальные сведения, держи их при себе.
– Все, я понял! – радостно воскликнул я. – И его нет в городе, так?
– Сейчас узнаю… – Сквозь шум телетайпных аппаратов я услышал, как Джек перекрикивается с кем-то. – Прости, дружище, но тут я тебя разочарую. Только этим утром видели, как наш герой дня бодро прогуливается по кварталу. – Джек даже сам как будто расстроился. – Эх, а мне на минуту показалось, что ты вот-вот окажешь величайшую услугу американскому народу.
– Спасибо, Джек, – сказал я уныло. – Больше никого с подобным масштабом в голову не приходит?
– Если кто и был, дружище, он теперь либо на кладбище, либо за решеткой.
– Понял тебя. Все равно спасибо. Если что-то нужно, звони.
Я медленно положил трубку и, обернувшись к Ариэли с Уриэлем, развел руками.
– Ну, главное вы слышали… Что ж, попробовать стоило.
– Не падайте духом раньше времени, молодой человек. – В глазах Уриэля заплясали искорки. – Вы его вычислили.
– Значит, вы не слышали? – удивленно спросил я. – Сегодня утром его видели в Вашингтоне.
– И что?
Я щелкнул пальцами.
– Понял! Он ночью улетел обратно, чтобы сбить нас со следа.
– Возможно, но маловероятно, – сказал Уриэль. – Слишком часто переноситься туда-сюда опасно: кто-нибудь может заметить.
– Тогда не понимаю.
– Кейси, ты слышал про симулякров? – спросила Ариэль.
– Имеешь в виду двойников?
Уриэль кивнул.
– Разумеется, это дополнительная головная боль. Он мог бы, например, подговорить кого-нибудь принять его облик, но настолько доверенных помощников у него нет. Он охотно раздает мелкие поручения, но самое главное делает сам. В этом его слабость. И еще в безудержной жажде власти.