большинство женщин, я не могу смириться с депрессией и потерей самоуважения, которые, несомненно, вызвали бы у меня обвинения Арнольда Беннетта и наставления мистера Орло Уильямса, или наоборот, если бы я читала их книги в большом количестве. Поэтому я пробую их по глоточку из рук рецензентов. Но я не могу проглотить ту столовую ложку, которую на прошлой неделе нам предложил «Приветливый Ястреб». Тот факт, что «женщины уступают мужчинам в силе интеллекта», по его словам, «бросается в глаза». Далее он соглашается с выводом мистера Беннетта, что «никакое образование и свобода действий не изменят это кардинально». Как же «Приветливый Ястреб» объяснит тот факт, который бросается в глаза мне, да и любому другому беспристрастному наблюдателю, что семнадцатый век произвел на свет больше замечательных женщин, чем шестнадцатый; восемнадцатый – чем семнадцатый; а девятнадцатый – чем все три вместе взятые?! Когда я сравниваю герцогиню Ньюкасла[1311] с Джейн Остин, Несравненную Оринду[1312] с Эмили Бронте[1313], миссис Хейвуд[1314] с Джордж Элиот, Афру Бен[1315] с Шарлоттой Бронте, Джейн Грей[1316] с Джейн Харрисон, прогресс в интеллектуальной силе кажется мне не просто существенным, а огромным; сравнение их с мужчинами никак не склоняет меня к самоубийству, а влияние образования и свободы едва ли можно переоценить. Короче говоря, хотя пессимизм в отношении другого пола всегда ужасно бодрит, со стороны мистера Беннетта и «Приветливого Ястреба» кажется немного оптимистичным предаваться ему с такой уверенностью на основании имеющихся у них доказательств. И хотя у женщин есть все поводы надеяться, что интеллект мужского пола неуклонно снижается, было бы неразумно называть это фактом, пока у них не накопится больше доказательств, чем великая война и великий мир. И если «Приветливый Ястреб» искренне желает открыть для себя великую поэтессу, то почему он, в конце концов, позволяет себе отмахиваться от возможной авторки «Одиссеи[1317]»? Естественно, я не могу утверждать, что знаю греческий язык, как его знают мистер Беннет и «Приветливый Ястреб», но мне часто говорили, что Сапфо[1318] была женщиной, которую Платон и Аристотель[1319] ставили один ряд с такими величайшими поэтами, как Гомер и Архилох[1320]. Если мистер Беннет сможет назвать пятьдесят представителей мужского пола, которые безусловно превосходят ее, я удивлюсь и, когда он опубликует их имена, обещаю в знак покорности, которая так свойственна моему полу, не только купить их произведения, но и по мере способностей выучить все наизусть.

Ваша и т.д., Вирджиния Вулф.

“Приветливый Ястреб” остался при своем мнении, не желая уступать лавры даже Сапфо, и в заключение, коснувшись вопроса образования, высказал следующие соображения: “1) во многих отношениях условия жизни женщин в прошлом были неблагоприятными, но не хуже, чем те, которые преодолели многие мужчины, обладавшие необычайными интеллектуальными способностями; 2) в областях, для которых эти условия не так важны (литература, поэзия, музыка и живопись), они едва ли достигли, за исключением разве что художественной литературы, наивысших достижений, в отличие от мужчин; 3) несмотря на образование, в занятиях, требующих чистого интеллекта, женщины с мужчинами не соперничали. Это, однако, не отрицает небольшой процент женщин, которые так же умны, как любой мужчина, так же хороши в творчестве, так же прекрасно сопоставляют факты, вот только кажется, что они не дотягивают до тех немногих мужчин, которые превосходят всех”. Вирджиния Вулф ответила в номере от 16 октября.

Сэр, начнем с Сапфо. Мы не будем, как в гипотетическом случае с Бернсом[1321], предложенном «Приветливым Ястребом», судить о ней только по ее отрывкам. Мы дополним наше суждение словами тех, кому ее произведения были известны полностью. Она родилась 2500 лет назад. По мнению «Приветливого Ястреба», отсутствие столь же гениальных поэтесс в период с 600 года до н.э. по XVIII век якобы доказывает, что не было и поэтесс, потенциально способных к гениальности. Таким образом, отсутствие поэтесс умеренных способностей доказывает, что не было и потенциально средних. Не было Сапфо, а до XVII–XVIII века не было также ни Марии Корелли, ни миссис Барклай[1322].

Для объяснения полного отсутствия не только хороших, но и плохоньких писательниц я не могу придумать никакой причины, если только не допустить какое-то внешнее ограничение их таланта. Однако «Приветливый Ястреб» признает, что женщины второсортных и третьесортных способностей были всегда. Почему же, если только им насильно не запрещали, они не выражали свои способности в письме, музыке или живописи? Случай с Сапфо, хотя он и очень древний, проливает, как мне кажется, свет на эту проблему. Процитирую Д.Э. Саймондса[1323]:

Развитию лирической поэзии на Лесбосе[1324] способствовало несколько обстоятельств. Обычаи эолийцев допускали большую социальную и бытовую свободу, чем это было принято в Греции. Эолийские женщины не заключались в гарем, как ионийские, и не подвергались строгой дисциплине спартанцев. Свободно общаясь с мужчинами, они были высокообразованными и привыкшими выражать свои чувства в той степени, какой история не знала вплоть до настоящего времени.

А теперь перейдем от Сапфо к Этель Смит[1325].

«Насколько я могу судить, ничто [кроме интеллектуальной неполноценности] на протяжении веков не мешало женщинам, которые пели и изучали музыку, производить на свет столько же музыкантов, сколько и мужчины», – говорит «Приветливый Ястреб». Неужели ничто не мешало Этель Смит поехать в Мюнхен? Неужели отец на возражал? Считала ли она, что игры, пения и уроков музыки, которые обеспеченные семьи позволяли своих дочерям, было достаточно, чтобы стать музыкантом? И все же Этель Смит родилась в XIX веке. Нет великих-художниц, говорит «Приветливый Ястреб», хотя сейчас им живопись доступна. Доступна, конечно, если только после образования сына остаются деньги на краски и студию дочери и нет семейных обстоятельств, требующих ее присутствия дома. В противном случае ей приходится бороться за это и идти на пытки, более изысканные и болезненные, чем все, что может представить себе мужчина. И это в XX веке. Однако «Приветливый Ястреб» утверждает, что великий творческий ум одержит победу над такими препятствиями. Может ли он назвать хотя бы одного великого гения в истории, который был бы представителем народа, лишенного образования и находившегося под гнетом, как, например, ирландцы или евреи. Мне кажется бесспорным, что условия, которые делают возможным существование Шекспира, заключаются в наличии предшественников в его области искусства; в принадлежности к группе, где искусство свободно обсуждается и практикуется; и, конечно, в собственной максимальной свободе действий и опыта. Никогда больше со времен Лесбоса не было у женщин таких условий. Потом «Приветливый Ястреб» называет несколько мужчин, одержавших победу над бедностью и невежеством. Его первый пример – Исаак