Все началось с забавных посланий по электронной почте, ко­торые он отправлял бы Хоуп, если бы они продолжали общаться. Обычных посланий, в которых он описывал, как у него прошел день. Конечно, Мэтт прекрасно понимал, что если бы он делал это с самого начала, то вовремя сообразил бы, что Хоуп влюби­лась в грязного ублюдка из отеля, и положил этому конец еще до того, как пресловутый ублюдок разрушил его брак. Но он гнал от себя эту мысль. Думать о Хоуп было слишком больно.

И все же Мэтт думал о ней постоянно, испытывая печаль и чувство вины. Если бы он смог рассказать Хоуп о нравственных мучениях, которые ему довелось испытать в Редлайоне, о депрес­сии, в которую он впал, когда понял, что совершил чудовищную ошибку и потерпел неудачу… Если бы он смог поделиться с ней, то, наверное, не сбежал бы в Бат. А это было настоящим бегст­вом. Он впал в отчаяние и, предчувствуя провал, удрал, как ма­ленький ребенок удирает от опасности.

Ему понадобилось несколько недель, чтобы прийти в себя и разобраться, что к чему. Неудача с романом была его кошмаром, но вскоре Мэтт сделал открытие: если обернуться к своему кош­мару лицом, его можно приручить. Мэтту пришлось нелегко, но он сделал это. Гордый, надменный Мэтт Паркер исчез, а на его месте появился поумневший человек; надменность сменилась печальным пониманием своих истинных способностей. Он был мужем, отцом и рекламщиком, а не обладателем премии Букера. Причем рекламщиком он был хорошим. Сердечный приступ у Адама Джадда оказался более серьезным, чем думали, и ему было приказано восстанавливать силы в течение нескольких месяцев. Это дало Мэтту возможность заняться тем, что у него хорошо по­лучалось.

А по вечерам помогала работа над электронным дневником. Это был его способ расслабляться: шутливо рассказывать Хоуп о том, как люди из компании по производству пива приехали на ленч с Дэном («мы вырвались всего на час, нам еще предстоит несколько совещаний»), а вернулись четыре часа спустя вдребез­ги пьяные и требовавшие, чтобы их отвезли в стриптиз-клуб.

«Хоуп бы посмеялась над этим», – думал Мэтт. Но он ничего ей не отправлял: Хоуп не было до него дела. Поэтому он писал свой дневник для воображаемого читателя.

Перечитывание «романа века» не вызывало у него никаких чувств, кроме досады. Теперь он понимал, что о человеческом несчастье нельзя писать унылыми, манерными, нарочито усложненными фразами.

Настала пора посмотреть правде в лицо. Он никогда не станет писателем, никогда не получит премию Букера. Но можно полу­чить множество премий в области рекламы и стать здесь лучшим в мире. А если бы существовал спрос на скандальные, пасквиль­ные, фарсовые романы о жизни рекламных агентств, тут он тоже был бы на коне.

Мэтт выключил «ноутбук» и включил телевизор, чтобы по­смотреть спортивные новости… Кстати говоря, его шансы стать лучшим рекламщиком мира сильно уменьшатся, когда Адам Джадд вернется на работу и вновь примет бразды правления. А что тогда будет делать он, Мэтт?

На следующее утро он взбежал по ступенькам к двери агент­ства, чувствуя себя бодрым, здоровым и готовым завоевать мир. Его ждали два важных совещания и ленч с перспективным кли­ентом в одном из лучших ресторанов города. Если бы этот клиент подписал договор, все сотрудники агентства могли бы до конца жизни ездить на спортивных «Мерседесах».

– Доброе утро, Мэтт, – выдохнула Селеста, одна из студен­ток-практиканток, вошедшая в вестибюль одновременно с ним.

Мэтт вспомнил, как накануне его дразнил Дэн:

– Она влюблена в тебя по уши. От нее только и слышно: «Мэтт сказал то» и «Мэтт сделал это».

– Прекрати, – нахмурился Мэтт. – Ты просто не можешь пе­режить, что вчера вечером я выиграл у тебя в сквош.

– Правда глаза колет, – парировал Дэн. – Скажи лучше, как ты умудряешься заставлять всех женщин спускать в трусики? С помо­щью смазливой смуглой физиономии или размером жалованья?

Мэтт невольно усмехнулся. Дэн норовил улыбнуться каждой симпатичной девушке и не понимал, что его друг не испытывает интереса ни к Селесте, ни даже к юной и очаровательной няньке Бетси.

– Доброе утро, Селеста, – ответил Мэтт, пытаясь придержи­ваться делового тона. Зачем грубить девушке, если достаточно показать, что она для него всего лишь младший коллега и ничего больше?

Он нажал на кнопку вызова лифта, но Селеста тут же оказалась рядом, хотя ей пришлось бежать, чтобы успеть за длинноногим боссом. Она непременно хотела рассказать красивому мистеру Паркеру, над чем работает.

– Мы с Рики делаем рекламу клуба здоровья и к вечеру закон­чим, – сказала она, изо всех сил хлопая длинными ресницами. Он выглядел усталым и измученным, на смуглом подбородке про­бивалась щетина, хотя утро только начиналось. В мужчинах, ко­торым нужно бриться дважды в день, было что-то ужасно сексу­альное.

– Замечательно. Покажешь Дэну, ладно? – рассеянно сказал Мэтт, нажимая на кнопку третьего этажа. – Сегодня у меня пол­но дел.

У Селесты поникли плечи. Все бесполезно! Она надела свои лучшие кожаные джинсы, специально встала рано, надеясь столк­нуться с мистером Паркером, который всегда приходит первым, и что это ей дало? Ничего.

Он просто помешан на работе – как все мужчины, черт бы их побрал…

Джесмин Джадд явилась, как только Мэтт закончил второе со­вещание. Он распустил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу угольно-черной рубашки – и тут увидел ее. Жена босса была затя­нута в кожу, простроченную «молниями», что делало ее удивитель­но похожей на крольчиху Джессику из знаменитого мультфильма.

– Привет, Мэтт, – со слезами в голосе сказала она.

– Джесмин! Вот это сюрприз! – воскликнул Мэтт, чертых­нувшись про себя. Джесмин приезжала в агентство только по просьбе Адама, желавшего знать, «как идут дела». Хотя Джадд обещал своему кардиологу, что не будет ни приходить, ни звонить в агентство, но он слегка плутовал, посылая туда жену. Сейчас она стояла на пороге кабинета Джадда, временно занятого Мэттом, и выглядела так, словно собиралась залить слезами весь офис.

– Ох, Мэтт… – всхлипнула она, бросаясь в его объятия. Поверх ее плеча Мэтт увидел Дэна, поднявшего большой палец. Этот жест означал: «Поздравляю!» Мэтт ответил ему хму­рым взглядом. Поздравлять его было не с чем. Белокурые краса­вицы ростом под метр восемьдесят были не в его вкусе.

– Садись, Джесмин, – сказал Мэтт, подумав, что Хоуп всегда умела утешать людей лучше, чем он. Эмоциональные кризисы были по ее части. Она бы знала, как успокоить Джесмин. Хоуп была доброй и любящей, все вре|Яя обнимала малышей и говори­ла, что они лучшие на свете. Им вдруг овладела острая тоска по жене и детям.

– Мэтт, я не могу остановить Адама! Он хочет вернуться на работу! – воскликнула Джесмин со слезами на глазах.

Мэтт знал, что рано или поздно это случится. Сменив Джадда на посту босса и поняв, что это ему нравится, он сразу сказал се­бе, что Адам только болен, а не мертв. Он вернется, и Мэтт снова станет подчиненным. Ценным, уважаемым, но подчиненным. Одним из служащих, которые всегда будут плясать под дудку Джадда.