Принца и наваррского короля привлекли к высшей судебной инстанции — парламентскому суду. Алансон немедленно во всем признался и выдал всех участников заговора, упомянув также и Монтгомери, который, по его словам, должен был пройти победным маршем из Нормандии в Иль де Франс и во главе армии гугенотов осадить Париж. Екатерина тут же простила непутевого сына, на которого, в общем-то, никогда и не смотрела серьезно, и отправила его под охраной в столицу, где за ним стали следить пуще прежнего, где на окнах были все те же решетки, а его стражи ежедневно осматривали комнату, в которой могли прятаться новые заговорщики.

Генрих Наваррский, который неосторожными ответами на каверзные вопросы мог навлечь беду на себя и своих приближенных, предпочел действовать через свою супругу Маргариту, на ум которой полагался и которой доверял, ибо она была посвящена во все тайны матери. Они вместе составили речь, с которой Маргарита и выступила в суде в защиту мужа. Члены парламента остались довольны тем, как удачно была составлена эта бумага, ниспровергающая все попытки очернить сына Жанны Д'Альбре, а королю и его матери Генрих поклялся, что никогда не имел намерения выступить против них ни с оружием в руках. Все обвинения выдвинули против него недруги, которые являются чистейшей клеветой, рассчитанной на то, чтобы опорочить его честное имя в глазах короля, представив как главу политиков, мечтающих о смене правительства. Король тут же простил его и в присутствии двора запретил матери впредь заниматься клеветой, подлогами и шантажом по отношению к своему кузену Генриху. Последний ко всему добавил, что всегда любил короля как брата, а тещу как собственную мать и не намерен отказываться от той жизни, которую он ведет при дворе лучшего из монархов Европы.

Заскрипев зубами в бессильной ярости, Екатерина тут же набросилась на побочных участников заговора. В квартире у Ла Моля произвели обыск и нашли восковую фигурку в королевской мантии. Сердце было проткнуто иголкой. Усмотрев, что вышеназванный дворянин наслал порчу на короля, здоровье которого с каждым днем все ухудшалось, члены парламента единодушно приговорили Ла Моля и Коконнаса к смертной казни, тем более что это подтвердил сам Ла Моль, который под пытками во всем сознался, хотя и уверял вначале, что фигурка изображала женщину.

Екатерина Медичи вновь прибегла к помощи астрологов, которые сказали, что у ее сыновей не будет потомства из-за того, что этому мешает фигура Генриха Наваррского. И она возжелала его смерти. При этом брак ее дочери сам собою расторгался, и тогда ее можно было выдать замуж выгоднее. Она приказала изготовить восковую фигурку наваррского короля и проткнула ее иголками в шею и сердце.

И однажды она подослала к нему убийцу-фанатика. Тот должен был поразить жертву ударом кинжала в одном из темных уголков Венсена, где Генрих обычно проходил, возвращаясь из оружейной. Но его собственные маги неожиданно предупредили. Генрих удвоил охрану и не пошел обычным путем, а избрал другую дорогу. Убийца так и не дождался его.

На другой день все повторилось, но теперь убийц было двое: мимо одного из них, так или иначе, прошел бы король. Но так случилось, что еще раньше Генрих попросил Лесдигьера разыскать Марго и передать просьбу побеседовать с ним перед вечерней молитвой. Лесдигьер выполнил поручение и возвращался, чтобы сказать об этом королю, как вдруг за одним из поворотов увидел человека, явно старавшегося остаться незамеченным. Человек, одетый в темное, нервничал и бросал вороватые взгляды по сторонам. Недоумевая, что ему здесь надо в такой час, но все же не поинтересовавшись в силу нелюбознательности, Лесдигьер спокойно прошел мимо. Незнакомец поднял голову и бросил на него тревожный взгляд. Видимо, это был не тот, кого он ждал, потому что он не двинулся с места, а только поплотнее закутался в плащ.

Лесдигьер повернул за угол и шагах в двадцати увидел Генриха Наваррского, шедшего навстречу в сопровождении Д'Арманьяка и дю Барта. И тут же вспомнил про того, с кем только что повстречался. Уж очень подозрительным показался ему вид того человека и его странное поведение. Кого он ждал там, в темном углу? Кто должен был показаться из-за поворота? Кто же, как не Генрих, вот он приближается! Но, имея честные намерения, разве станет столь неестественно вести себя тот, кто хочет повстречаться с королем? А что незнакомец поджидал именно короля, Лесдигьер уже не сомневался. Оставалось выяснить, с какой целью. Но, не имея времени на размышления, Лесдигьер доложил королю о выполненном им поручении и пошел рядом, держа на всякий случай ладонь на рукояти кинжала.

Едва они повернули, следуя изгибу коридора, как неизвестный, сразу же узнавший короля Наваррского, шагнул ему навстречу и протянул какую-то бумагу, говоря, что это его прошение. Генрих остановился и при свете факела стал читать. И в этот момент убийца быстро выхватил из-за пазухи кинжал, но не успел замахнуться, как клинок Лесдигьера вонзился ему в горло по самую рукоять.

Все застыли на месте, пораженные происшедшим. Никто не мог ничего понять. И лишь когда убийца, хрипя и захлебываясь кровью, повалился под ноги королю, а его оружие, выпав из руки, звякнуло о плиты пола, Д'Арманьяк и дю Барта обнажили шпаги. Но убивать было уже некого.

— Он был один, сир, — спокойно сказал Лесдигьер и вложил кинжал в ножны.

— Как ты догадался? — только и смог вымолвить король, глядя на лежащий у его ног труп.

— Я видел его, когда шел к вам. Он затаился в нише. Теперь я понял, что он ждал именно вас.

— Спасибо, мой верный друг. Моя мать была права, отдав тебе свое сердце. Лучшего выбора она сделать не могла.

И Генрих Наваррский от души пожал руку Лесдигьеру.

Этот случай, непонятно каким образом, дошел до ушей Екатерины, и она вспомнила, как несколько лет тому назад некий астролог, составивший гороскоп Лесдигьера, предсказал ему долгую жизнь. И еще он сказал тогда, что этот человек вечно будет стоять у нее на пути. Теперь, когда предрекли, что Беарнец все же будет королем и ее заклятым врагом, она вспомнила об этом.

Год спустя, когда астрологи вновь станут говорить о том, что ее сыновья будут бесплодны отпрысками мужского пола до тех пор, пока рядом с ними будет находиться их родственник, первый принц крови король Наваррский, она и сама придет к решению избавиться от него. Возможно, именно поэтому она и не станет препятствовать его побегу, о подготовке к которому ее известят. При этом она подумает о том, что не стоит добиваться расторжения брака дочери с наваррским королем, ведь тогда он сразу же вырастет в глазах гугенотов, в то время как сейчас они его презирают за бездеятельность, отречение от веры, за любовные связи, да еще и за дружбу с этим Ла Молем, любовником жены.

После вынесения приговора двум коноводам герцога Алансонского Екатерина взялась за Монтгомери, своего давнего врага, вечно от нее ускользавшего. Однажды вечером она вызвала к себе графа Гийома де Фервака, и приказала ему отправляться в Нормандию на помощь маршалу Жаку де Матиньону. Там шла война. Маршал осадил Сен-Ло, где укрылись протестанты под предводительством барона де Куломбьер и графа де Монтгомери. После нескольких дней осады гугеноты произвели неудачную вылазку в лагерь неприятеля, где потеряли около пятисот человек, ровно столько же, сколько и противник. В этой стычке барон был убит. Потеряв еще около ста своих, протестанты отошли и вновь заперлись в крепости, но после очередного штурма, когда стало ясно, что под огнем артиллерии стенам долго не устоять, весь гарнизон под покровом ночи покинул крепость и устремился по дороге на Донфрон. Утром осаждающие бросились в погоню, но догнать беглецов не смогли. Маршал осадил Донфрон и послал гонца в Париж с просьбой выслать подкрепление. На помощь ему Екатерина и решила отправить графа де Фервака с большими силами, намного превышающими численность войска гугенотов.