Годы учебы пролетели для него совершенно незаметно, потому что ему было очень, ну просто очень азартно, увлекательно учиться, к тому же он попал к совершенно выдающимся преподавателям и обрел самого важного, ставшего навсегда главным его наставником и учителем профессора, а в дальнейшем и академика Виктора Павловича Огородничьего, которого поразили способности юного студента и который внимательно наблюдал за Марком, за его достижениями и успехами, развитием, подсказывал и направлял устремления и усилия юного дарования.

Понятно, что Светлов поступил в дальнейшем в аспирантуру, в которой тоже блестяще учился, а закончив ее, столь же блистательно защитил кандидатскую диссертацию.

Что, у кого-то были сомнения по этому поводу?

Он занимался наукой, преподавал, поработал в составе большой научной группы, куда его порекомендовал Виктор Павлович, которая трудилась над одним интереснейшим, но засекреченным проектом по заказу Правительства.

А параллельно они с Виктором Павловичем несколько лет в виде хобби бились над одной интереснейшей задачей, за решением которой явно бы последовали новые открытия в мировой науке. Не теорема Ферми, понятное дело, ковыряться в поисках её доказательств Марку было не интересно, он вообще не очень любил задачи, в которые одним из базовых параметров входила невозможность разрешения как такового.

Он занимался этой темой на досуге, если, конечно, можно назвать досугом те короткие часы, остававшиеся у него от занятий и преподаваний, в которые он оказывался дома. Марк приходил в гости к Виктору Павловичу, когда у того выпадала возможность встретиться с учеником вне формальной обстановки, и они вдвоем увлеченно, забывая о времени и обо всем на свете, несколько часов корпели над интересным явлением, никак не дававшимся.

Верное решение Марку приснилось.

Если точнее, то не само решение, а принципиально иной ход рассуждений и вычислений. Он настолько был ошеломлен озарением, которое сначала ощутил, как открытие увидел, и только потом понял правильный ход решения, что, подскочив в пять утра, помчался к Огородничьему на Плющиху, позабыв обо всем на свете.

Благо семья профессора жила не с начальником транспортного отдела завода Ильича, в городе Горчичный Лог, а все же с академиком РАН и к таким явлениям, как научное озарение, относилась спокойно, с должным пиететом, уважением и пониманием.

Виктор Павлович был поднят с кровати срочным образом, с помятым лицом и всклокоченными ото сна, стоявшими торчком, редкими волосюшками на академической лысине, в тапках, халате, накинутом поверх пижамы. Проводил Марка, которого буквально распирало от нетерпения, в свой кабинет, где они и засели на несколько часов. И лишь настойчивые звонки секретаря Огородничьего смогли оторвать этих двоих от чуда, которым они занимались, и вернуть в реальность – одного на научный совет, другого – на лекции студентам.

Итогом их совместного мозгового штурма, который они, разумеется, продолжили в тот же вечер и еще несколько дней подряд, явилось настоящее открытие, на основании которого Марк Глебович Светлов в двадцать семь лет защитил докторскую диссертацию.

Вообще-то именно в математике стать доктором наук очень сложно. Очень. Это редкость. Потому что для этого требуется сделать настоящее открытие.

А математика – это настолько точная и бескомпромиссная наука, что сделать в ней открытие, скачав что-то из интернета, слямзив что-то у коллег, напустив воды в рассуждения, двинув какую-нибудь завиральную идейку, уйдя в дебри малопонятных теорий, отлакировав их заумными терминами, совершенно невозможно.

Потому как математика – это основа всего – вообще всего: мира, природы, как таковой, сути всех явлений и заодно базовая часть любой науки. А переделать, скажем, таблицу умножения, потому что тебе вдруг захотелось стать доктором наук, личностью известной и значимой, любым путем, образом и маразмом, и объявить миру, что дураки вы все и дважды два это всегда было восемь, оно, конечно, можно. И люди в белых халатах с удовольствием послушают твою теорию со всеми доказательствами, потому как на основе ее они, в свою очередь, защитят диссертации про навязчивый параноидальный математический бред у больного. Это в худшем случае, а в лучшем….

Невозможно, и всё.

Так что в математике – только открытие, будьте любезны.

А они вот сделали. И если бы кто знал, какое удовольствие получили два этих ученых мужа – старший и младший, пробираясь через формулы и серию последовательных решений к доказательству, – удовольствие, которое невозможно передать никакими словами, которое способны пережить только творцы в момент того самого сотворения, в момент наивысшего озарения, когда перед ними открывается истина и они постигают ее в полном объеме. Это на порядок выше, мощнее и сильнее любых физических и телесных удовольствий, и на те же порядки непостижимо на этих уровнях.

При чем тут диссертации, защиты и звания – это уж так, приятная и, разумеется, важная составляющая, но не главная.

Э-эх! Это было круто!

А через пару месяцев после защиты со Светловым случилась во что…

Марк при любой возможности старался ходить пешком. Во-первых, он как-то прочитал интереснейшую статью одного австрийского ученого о движении человека как таковом, и, в частности, о ходьбе и «прямостоянии», там много было всяких интересных примеров, но основной вывод сводился к тому, что ходьба – один из самых парадоксальных механизмов человеческого тела, способных усиливать его жизнестойкость и способность к размышлениям, ходьба заставляет постоянно работать мозг, обрабатывая кучу поступающей информации. Кстати, исследования показали, что люди, которые много ходят, очень редко, практически никогда не болеют Альцгеймером.

А тут внимание! – ходят по улице, по пересеченной и меняющейся местности, по земле, одним словом, а не по спортивной дорожке тренажера.

А во-вторых, Марку во время ходьбы замечательно думалось.

Так что пешком он ходил с удовольствием и при любой возможности. В том числе расстояние от метро до дома по привычному маршруту укладывалось у него минут в двадцать.

Машину Марк не водил, хотя сам процесс освоил быстро, но даже права не стал получать – зачем? Он посидел за рулем, поводил по полигону автомобиль и понял, что водить ему нельзя, и это совершенно не его занятие. Постоянно размышляя над какой-нибудь задачей, он частенько настолько увлекается, погружаясь в мысленную работу, что перестает замечать все остальное. А вождение автомобиля – это не шутка, оно требует внимания и сосредоточенности.

К тому же, когда Марк находился в процессе размышления над чем-то, ему постоянно требовалось что-то записать, и он мог банально бросить руль, вообще забыть о дороге и начать торопливо записывать формулу.

Четко осознав свое отношение к транспорту, Марк теперь старался быть только пассажиром.

Да и машины в те времена в их семье неоткуда было взяться. Заработки самые что ни на есть средние, как у всей российской интеллигенции – отец инженер, кое-как устроившийся на работу по специальности после погромных девяностых, мама – соцработник, дед и бабуля – пенсионеры, а сам Марк в то время зарабатывал совсем скромно, хоть и работал непомерно много.