– И бабушки?

– Ну, бабушки – это здесь в городе.

Болтали – болтали дети, сидя вдвоем в уголку старого собора и прислушиваясь к торжественной молви его колоколов, и договорились до того, что как – никак, а пора и им попытать силы. Обоим был уже шестой год и хотя у Бепи рубашонка еще торчала из прорези штанов позади, но он считал себя не менее хотя бы того же самого Симоне.

Как – то в Бари начался сезон путешественников. В собор отовсюду валили богомольцы и Бепи с Пепой не без любопытства смотрели на странных людей с бородами, вроде мочал, и такого же цвета, в кислых овчинах, меховых шапках и картузах с расколовшимися козырями. Не одна из бабушек не нашлась объяснить ребятам, что они сами принадлежали по рождению этому народу, говорившему на совсем непонятном языке и притом казавшемуся таким бедным, жалким, голодным!

– Бепи! – сестренка уже привыкла считать его кладезем всякой премудрости.

– Ну?

– Это какие? Не те, которые со слонами?

– Поди спроси у Симоне.

Симоне пояснил, что странные люди принадлежат к полу-варварскому племени, занимающему на земле громадное пространство, от которого отказались другие, более счастливые. Оно верует в идолов и из христианских святых признает только Николая. Их ужасно много. Так же много, как саранчи, и хотя гибнут они, как и саранча – все – таки с каждым годом их делается больше и больше. Из них одни ездят на лошадях и называются казаками, другие ходят через весь мир пешком, обертывая ноги лыком и тряпками. Это – мужики. У них есть свои жрецы, не стригущие волос, «как и наши бабы». Воды не пьют, а едят лед. Мясо пожирают сырьем, раздирая для этого быков и овец. Но, вообще, народ добрый и податливый на всякий обман.

Симоне в качестве нищего св. Николая, не мог жаловаться на них. Каждый, проходя, давал ему монетку и монетки эти какие – то странные, не наши. Собрав их побольше, Симоне ходил с ними в банк и там ему меняли их на итальянские. Значит, деньги у них настоящие, не обманные. Пробираясь мимо детей, мужики и бабы ласково улыбались им и говорили что – то, – но Бепи с Пепой только таращились на них и брезгливо отводили свои чисто – начисто вымытые головки от «варваров». Уже очень грязными и запыленными они являлись сюда в базилику св. Николая! С ними случались и дети, и наблюдательного Бепи не раз поражало, что только в них он видел подобных себе и Пепе. Такие же у них были желтовато – пепельные волосы и голубые глаза. В Бари, кроме близнецов, подобных не оказывалось.

Еще удивляла Бепи их манера ходить. Обыкновенно итальянцы, черногорцы и все вообще, кого он здесь не встречал, даже греки и албанцы шли в одиночку каждый за себя и отлично обходились без своих, а «ваpваpы», как отобьется от стада какой – нибудь из них (совсем отставший баран!), так и не знает куда ему и как, и видимо чувствует себя очень несчастным. В массе же, сообща, они точно река в половодье неслись, всё смывая перед собою, и тут каждый сознавал себя и полноправным и веселым. Так ему было удобно и хорошо. Если бы Бепи понимал язык «своего» народа он бы не раз расслушал:

– Глянь, Пашутко, ребятки – то совсем наши!

– Точно что!

– Девонька – то – ни дать ни взять моя Марунька!

– Да и мальчонка русый… Будто из нашего села, из Проскудовки…

– И как только завелись здесь такие? Ишь ты прочие – одна черномазь, прости Господи! Глазастые, что твои арапы неверные.

И бабы, воображая, что так и следует, совали «ребятишкам» копейки. Эти копейки, разумеется, тоже доставались Симоне. Тот в благодарность рассказывал детишкам, что хотя эти мужики и смирные, но только до тех пор, пока они не сядут на коней и не сделаются казаками. А в качестве казаков – они уже совсем – совсем другие. У них под седлом мясо, которым они питаются; в руках длинные – длинные пики, и ими они колют всех других людей. В таком виде они обошли целый мир, оставив позади за собою пустыню. Города, попавшиеся им на пути, разрушили, села сожгли, нивы вытоптали…

Узнав это, Бепи с Пепой начали остерегаться лохматых полушубков. Даже раз, когда какая – то сердобольная баба подхватила мальчика на руки, чтобы поцеловать его, – он разорался с испугу таким благим матом, что оказавшаяся тут же Пеппина – кинулась на выручку, выхватила его у богомолки и накричала на нее. Та целый день тряслась потом. Боялась, чтобы с ней черномазь эта не обошлась особенно жестоко. За тычком она не погналась… Итальянцы над неопрятными, усталыми и, по – видимому, бедными русскими паломниками смеялись, и скоро Бепи с Пепой тоже над ними начали потешаться.

Когда каноник, помнивший, как из нижнего крипта вынесли мертвую русскую богомолку, крикнул Бепи: «да ведь ты сам русский!», мальчик сначала изумился, потом расплакался. Тот же каноник уверил его, что пошутил, и Бепи успокоился, но с тех пор еще больше сторонился этих странных и диких людей – тесно, плечом к плечу валивших в старую мраморную базилику.

А неясное стремление куда – то вдаль всё больше росло у Бепи.

Он уже начал фантазировать:

– Я скоро уеду.

– Куда? – спрашивала Пепа…

– Туда, где киты глотают пророков, а мальчики ездят в золотых клетках на слонах…

– А тебя – не пустят.

– Я и сам уеду!

– Без меня?

Бепи задумывался. Без сестры было бы удобнее. Но куда она денется одна…

– Разумеется и ты со мною.

– Значит у нас будет две клетки.

– Нет, мы в одной поместимся. А над нами будут летать большие красные птицы и петь самые лучшие свои песни.

XII

Весна стояла чудесная. Такого наводнения цветов даже и Бари не помнило никогда.

Только что Симоне рассказал детям удивительную сказку про двух генуэзских мальчиков, которые на берегу увидели странных людей, странных – не вроде бедных русских паломников, а сплошь залитых в золото. Те взяли их с собой на корабль и через несколько лет маленькие путешественники вернулись в отечество богачами со множеством слуг, коней, экипажей.

– И теперь это так бывает?

– Еще бы! – смеялся старый нищий.

– Что же для этого надо сделать?

– Пойти подальше на берег и, увидев большие пароходы, помахать им издали платками.

– Ну?

– Сейчас же за вами – лодка