По-видимому, весной 1943 года Манштейн находился в состоянии глубокой депрессии, отразившейся даже на его физическом здоровье и вызванной сильным стрессом, связанным с тем нервным напряжением, которое фельдмаршал испытывал с декабря 1942 года. Склонность Манштейна к депрессии подтверждают и некоторые личные свидетельства, согласно которым он предпочитал видеть в своем деловом окружении оптимистично настроенных людей – например, такими были начальник штаба группы армий «Юг» генерал Теодор Буссе и начальник штаба 6-й армии генерал Вальтер Венк (Walter Wenck)[24]. Это было тем более важно, что, по свидетельству Р. Пагета (Rеginald Paget) – английского адвоката Эриха Манштейна, фельдмаршал ненавидел бумажную работу и редко читал документы, которые ему доставлялись, предпочитая ориентироваться в их содержании по устным докладам компетентных офицеров[25].

На протяжении четырех месяцев Манштейн нес ответственность за удержание фронта группы армий «Дон», пытался организовать деблокирование окруженной сталинградской группировки, фактически обеспечивал вывод большой части войск группы армий «А» с Кавказа, осуществил подготовку и проведение успешного контрудара против Красной армии. При этом дополнительные нервные силы отнимала необходимость постоянно удерживать маску «каменного человека». С учетом возраста – в ноябре 1942 года Манштейну исполнилось 55 лет – ему требовался длительный период восстановления, которого, однако, фельдмаршал не получил, будучи вынужден немедленно принять участие в подготовке операции «Цитадель».

Некоторые заинтересованные лица, например старший переводчик министерства иностранных дел Германии (в ранге посланника) Пауль Шмидт (Paul-Karl Schmidt), работавший с Адольфом Гитлером и Йоахимом Риббентропом, а после войны ставший историком и журналистом, пишущим под псевдонимом Пауль Карель (Карелл, Paul Karell), считают, что «контрудар Манштейна» в феврале – марте 1943 года мог в случае его развития привести к перелому в ходе всей войны[26]. Однако более трезвая оценка показывает, что немцы не имели ни сил, ни времени до весенней распутицы даже выйти к Курску. По некоторым данным[27], общие безвозвратные потери германской армии на всех фронтах за февраль – март 1943 года превысили 100 тысяч человек и 2800 танков и самоходных артиллерийских установок (далее – САУ)[28], из которых значительная часть приходится на Восточный фронт (по интегральной оценке «75 % потерь[29]; хотя с 14 февраля 1943 года проходили сильные бои в Северной Африке, однако количество танков в немецких частях в Ливии на 10 февраля составляло 408 машин, а в Тунисе в это же время находились одна танковая дивизия и несколько отдельных танковых батальонов, следовательно, в общей сложности на данном театре военных действий было не более 600–700 машин[30]), а здесь – на потери войск группы армий «Юг», понесенные в ходе контрударов и последующего контрнаступления.

Соединения, задействованные в этих операциях, оказались серьезно ослаблены и нуждались в пополнении. Так, потери трех дивизий 1-го танкового корпуса СС, переброшенного на Восточный фронт из Франции в январе – феврале 1943 года (нем. I SS-Panzerkorps, с апреля 1943 года – 2-й танковый корпус СС), за неполные два месяца составили 11,5 тысячи солдат и офицеров убитыми и ранеными[31]. По данным разведывательного отдела штаба Воронежского фронта, дивизии этого корпуса «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» (нем. I SS-Panzer-Division Leibstandarte Schutzstaffel Adolf Hitler) и «Рейх» (нем. 2 SS-Panzer-Division Das Reich) в январе – марте потеряли до 30 % личного состава, а дивизия «Мертвая голова» (нем. 3 SS-Panzer-Division Totenkopf) в феврале – марте (основные силы дивизии приняли участие в боевых действиях с 22 февраля) – до 35 % личного состава и материальной части[32]. После мартовских боев за Харьков в частях дивизии «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» осталось всего 14 боеготовых танков, а убыль личного состава превысила 4,5 тысячи человек[33].

С другой стороны, при попытке наступления на Обоянь немецкие 48-й танковый корпус, 1-й танковый корпус СС и моторизованная дивизия «Великая Германия» (нем. Gross Deutschland) столкнулись на линии белгородских высот с перебрасываемыми сюда частями и соединениями вновь укомплектованных и оснащенных советских 64, 21 и 1-й танковой армий[34], а также выделенным для их усиления 3-м гвардейским танковым корпусом (из состава 5-й гвардейской танковой армии)[35]. К тому времени 69-я армия Воронежского фронта, оставив Белгород, закрепилась на левом берегу Северского Донца, а 40-я армия отходила на север западнее Белгорода, в общем направлении на Готню, так что на белгородско-курском направлении образовался значительный разрыв в линии фронта. Однако русские упредили немцев, оперативно перебросив резервы на угрожаемое направление. В период с 18 по 21 марта соединения 21-й армии, усиленной 3-м гвардейским Котельниковским танковым корпусом, выдвинулись южнее Обояни и перешли к обороне на рубеже Дмитриевка, Приречное, Березов, Шопино, блокировав магистральное шоссе на Курск (3-й гвардейский танковый корпус уже 14 марта развернулся на рубеже Томаровка, Калинин, Ближняя)[36]; 1-я танковая армия 18 марта проходила через Курск, а 23 марта основными силами совершила 40-километровый марш в район Обояни после выгрузки в 25 километрах южнее Курска4; 64-я армия развернулась на восточном берегу реки Северский Донец в районе Белгорода к 23 марта, укрепив оборону уже находившейся здесь 69-й армии[37]. Бои на обоянском направлении начались 20 марта и продолжались до 27-го числа, без успеха для германских войск, после чего линия фронта на северном фланге группы армий «Юг» стабилизировалась на рубеже Гапоново, Трефиловка, Белгород, Волчанск, где заняли позиции 4-я танковая армия и вновь сформированная оперативная группа «Кемпф» (нем. Armee-Abteilung Kempf)[38]в составе 11, 42 и 52-го армейских корпусов, 3-го и 48-го танковых корпусов, а также 2-го танкового корпуса СС. С советской стороны на данном участке были развернуты в первом эшелоне – 21, 38, 40 и 64-я армии Воронежского фронта, а во втором эшелоне – 1-я танковая и 69-я армии. Так образовался южный фас Курского выступа.