– Не было дня, чтобы я не вспоминал вас, там, на чужбине.

– Но почему же мне не отвечали на письма? – упрекнула она меня.

– Потому что они до меня не доходили.

– Не может быть! Я отправляла с фельдъегерем. Платила хорошо.

– Мне не хотелось вам об этом говорить, но ваш отец показал мне стопку конвертов, подписанных вашим именем. Письма хранятся нераспечатанными у него в сейфе.

– Ах, вот оно что!

И она заплакала, словно обиженный ребёнок. Всхлипывала и не могла остановиться.

– Господи, а я уже что только не передумала, – сквозь слезы жаловалась она. – Представляла, что вас убили. Ночами не спала. Подкупала адъютантов генерального штаба, чтобы они узнавали из рапортов о вас…. А когда пришла новость, что вы возвращаетесь с Суворовым, хотела потребовать от вас объяснений за молчание… Но не смогла… Я зря на вас злилась.

Я проводил её к выходу и усадил в карету. После вернулся в зал. Все гости уже разошлись. Никого не было, лишь у окна стоял фон Пален.

– Встречались с Софьей? – недовольно спросил он.

– Да, – честно ответил я.

Он очень внимательно посмотрел на меня.

– Рассказали ей о письмах?

– Она имеет право знать.

– Имеет, – нехотя согласился он и сухо добавил: – Завтра получите в канцелярии деньги на новый мундир. Пошить надо как можно быстрее. Вам назначена должность.

– У меня осталось от жалования приличная сумма. Мне хватит на мундир, – запротестовал я.

– На такой – не хватит. Разве что галуны сами купите. И подберите в швейцарской лавке хорошие часы. Они вам нужны будут постоянно.

– Что же это за должность?

– Почётная. Вы – везунчик, Добров. Не задавайте Фортуне лишних вопросов, иначе ей это надоест. А, впрочем… – Он повернулся ко мне всем телом и протянул руку. – Поздравляю! Вы теперь состоите в свите императора.

Я сделал изумлённое лицо, на что фон Пален сказал:

– Только не слишком радуйтесь. Свита – ещё то болото, полное ядовитых жаб. Держитесь рядом со мной и делайте всё, что я вам скажу…, вернее – посоветую.

В новой должности

В назначенный час я прибыл в Зимний. На мне был новенький мундир. Темно-зелёный сюртук добротного английского сукна с малиновым воротником и малиновыми обшлагами сидел, как влитой. Медные пуговицы с двуглавым орлом сияли, как звезды. Аксельбант на левом плече с серебряными нитями. Такие же эполеты с вензелями императора. Широкий офицерский шарф с кисточками. Кожаные лосины в обтяжку. Высокие кавалерийские сапоги, еще не разношенные немного жали ноги. К новой шляпе пока не привык. А уж как долго подбирали парик с цирюльником, да как долго его завивали и напомаживали… На руках темно-коричневые перчатки. Почти все деньги, что выдала мне канцелярия ушли на мундир. К остаткам прибавил часть своего жалования и купил лёгкую шпагу с изящной рукоятью и, конечно же, часы на цепочке мастера Абрахама Луи Бреге.

Во дворце в этот день дежурили конногвардейцы.

– Вы ли это, Добров? – удивлённо воскликнул полковник Саблуков, увидев меня. – Вот так взлёт! Никак флигель-адъютант?

– Представляете, сам не ожидал, – глупо оправдывался я.

Меня представили царю. Павел торопился на вахтпарад. Он остановился, оглядел меня.

– Хорош мундир! – похвалил император. – А в старом смотрелись лучше. – И зашагал дальше своей широкой подпрыгивающей походкой.

– Прелестно! – вторил ему граф Кутайсов.

– Присоединяйтесь, – коротко сказал фон Пален.

Я пристроился в хвост свиты, состоящей из двух великих князей и человек двадцать генералов и адъютантов.

Вахтпарадом император остался доволен. Он привставал в стременах и кричал, когда проходили мимо колонны гренадёров:

– Молодцы, семёновцы! Горжусь вами! Виват гвардейцам! Преображенцы – орлы! Первая рота: всем, по рублю серебряному!

После император направился в Воронцовский дворец, где располагалась мальтийская капелла. По дороге он остановился у Михайловского замка. Строго спрашивал с распорядителей работ. Осмотрел залы, где начиналась отделка внутреннего убранства. Осмотрев всё, удовлетворённо кивнул и вновь влез в седло.

Зал капеллы в Воронцовском дворце не был похож ни на православный ни на католический храм. Высокие своды потолка расписаны скромным геометрическим узором. В центре плафон с белым Мальтийским крестом. Сам свод поддерживали каменные колонны с коринфскими ордерами. Белый мраморный алтарь, на который вели четыре ступеньки. За алтарём на стене висела картина: образ Иоанна Крестителя. Справа от алтаря, под красным бархатным балдахином, на постаменте стоял трон гроссмейстера. Бронзовые тяжёлые люстры в боковых проходах освещали только нижнюю часть зала. Сводчатый потолок озарялся светом из большого полукруглого окна в торце здания.

Офицеры свиты выстроились перед алтарём. Вскоре появился император, облачённый в красную мантию. На груди серебром сверкал большой мальтийский крест. Он поднялся к алтарю и обратился в зал:

– Братья мои! Сегодня мы принимаем в наши ряды достойных послушников, которые делами своими заслужили честь носить имя рыцаря-госпитальера, ордена святого Иоанна Иерусалимского. Введите их!

Из бокового прохода показались монахи в белых монашеских одеяниях с вышитыми красными крестами. Они несли перед собой двуручные мечи, рукоятью вверх. За ними проследовал четверо юношей в белых рясах, подпоясанных верёвками.

– Что сейчас будет? – спросил я у ближайшего соседа, генерала Уварова.

– Акколада, – важно ответил он. – Посвящение в мальтийские рыцари.

– Добров! – меня сзади дёрнул граф Кутайсов. – Он весь пыхтел от гнева и бешено вращал глазами. – Вы что здесь делаете?

– Простите, – не понял я.

– Быстро, за мной!

Он схватил меня за руку и потянул к боковому проходу. Там меня поджидали двое монахов. С меня сорвали сюртук и облачили в белую рясу. Вокруг пояса повязали верёвку.

– Простите, но я же не подавал прошение о принятие…, – начал было я возражать, на что Кутайсов гневно зашипел:

– Не сметь! Приказ императора! Дурень! Радоваться должен – экое счастье выпало. Некоторые годами ждут, а его сразу…. А он еще артачится.

Монахи подвели меня к тем четырём юношам, которые должны были стать рыцарями. Павел, увидев меня, удовлетворённо кивнул. Фон Пален подал ему обнажённый рыцарский меч. Перед нижней ступенью алтаря положили красную бархатную подушку. Меня первого под руки подвели к алтарю и заставили приклонить колени на подушку.

– Вопрошаю у вас, братья мои, – услышал я над головой голос императора, – достоин ли сей донат влиться в наше братство?

– Достоин! – ответил уверенный строй голосов за спиной.

– Назначаю в наставники ему Рыцаря Справедливости графа фон Палена.

– Слушаюсь, ваше преосвященство, – ответил с поклоном генерал-губернатор, нынче Рыцарь Справедливости.

– Пусть произнесёт клятву.

Фон Пален встал слева от меня и протянул библию в потёртом кожаном переплёте.

– Возложи руку на священную книгу и повторяй за мной слова клятвы. Я Семён Добров, вступая в