покупателей. Чтобы всегда точно понимать, кому и когда продать с наибольшей выгодой. Не сказать, что получается каждый раз, но иногда может очень выручить. Как сейчас, например. А вот и извозчик!

Охотник несколько раз махнул рукой, призывая повозку подъехать ближе.

— Вот что, Симон. Ты найдешь отсюда дорого домой? — дождавшись утвердительного, хоть и не слишком уверенного кивка ученика, Герхард продолжил. — Не вижу смысла таскать тебя с собой, тебе рано вникать в вещи, которые происходят после разделки вампира. Посмотреть — стоило, а нырять с головой не надо. Выспись и приходи ко мне завтра. А мне нужно решить пару вопросов.

* * *

Герхард вновь навестил напарника в госпитале и пересказал ему события прошлой ночи. Особый акцент Шрайбер сделал на ситуацию в аптеке Гаспара.

— Вот такие дела, мой хромоногий друг. Я поговорил с Бильмерами, их предложение устроило. Денег у них сейчас нет, выписали вексель. В этот раз нам повезло, но ты сам понимаешь, что это значит.

Абель сморщился, то ли от услышанных новостей, то ли от боли в заживающей ноге. Лениво ворочая головой, охотник смотрел на нервно ходившего по келье Герхарда.

— Ты говорил с кем-нибудь из наших?

— Сначала с Маркусом, потом с Рольфом. Оба утверждают, что непричастны, равно как и их напарники. Нужно поговорить с Эзрой. Хотя подозреваю, что ответ будет таким же. Знаешь, я боюсь, что это правда. И появился кто-то новый, кто хочет и умеет добывать вампиров. Он или они готовы потерять часть денег, лишь бы втереться в доверие к химикам и забрать наши доли. Пока все указывает на это. Чужаки.

— Ты забываешь об одной версии. Вдруг это Михаэль?

— О нет. Не думаю, что он посмеет соваться после произошедшего.

— И что ты собираешься делать, Герд? Помимо того, что рассказать всем нашим об этом?

— Для тебя же не станет открытие то, что выслеживать можно еще человека?

* * *

Молодой мужчина мчался со всех ног, чувствуя, как брусчатка болью отдается в пятках. Он не привык бегать, а тем более убегать. Мир шатался, этим вечером беглец слишком увлекся хмельным. Пустые ножны часто били по левому бедру, на ремне болтался кинжал, но он даже не помышлял о том, чтобы остановиться и попытаться дать отпор.

Он свернул с улицы, пытаясь скрыться в переулке. Не сбавляя темпа, перепрыгнул сломанный ящик, попавший под ноги, чудом удержался на ногах после неуверенного приземления. После выпитого он все плохо управлял телом.

Продолжил бежать, хватаясь за стены, стараясь не упасть. Услышав сзади вскрик, резкий хруст ломающейся древесины. Один из преследователей не смог повторить его акробатический трюк и растянулся на ящике. Выпитое мешало и убегающему, и догонявшим.

Затравленно обернувшись, беглец потянулся было к кинжалу, но в последний момент передумал и бросился в узкую, едва протиснуться, щель между двумя домами. Под ногами хлюпала грязь, местами приходилось с силой протискиваться, шаркая спиной по каменной кладке.

Судя по долетавшим из-за спины звукам, преследователи не отставали. С трудом выбравшись, он продолжил углубляться в городские переулки. Он почти убедил себя, что сможет сбежать, когда ему в ноги бросилась собака. Похоже, что бродячий пес ожидал столкновения не больше, чем сам беглец. Кобель, взвизгнув, бросился прочь. А беглец растянулся на земле.

Он чувствительно приложился коленом, быстро перевернулся на спину, пополз назад, со страхом смотря на переулок, из которого только что выбежал. Преследователей должно было остаться всего двое. Но и этого хватило бы сполна.

Когда первый преследователь показался из переулка, от стены дома отделилась плотная тень, последовало короткое смазанное движение, и он повалился на землю. Второй, увидев, что случилось с приятелем, резко остановился, попятился, но кто-то еще вытолкнул его из переулка, прямо под дубинку, повалившую первого.

Беглец, не веря внезапному спасению, остался на земле, смотря на три едва заметных силуэта. Тот, что был с дубинкой, несколько раз ударил первого преследователя, окончательно оглушая. Заметив, наконец, беглеца, они тихо обменялись фразами:

— Что с этим делать?

— Три лучше, чем два, — хрипло сказал тот, что стоял дальше всех.

— Забираем.

Когда беглец понял, что спасение было весьма иллюзорным, он поднял руку в бесполезной попытке защититься.

— Прошу, не надо…

Но это не остановило тех, кто охотился по ночам на людей. Удар короткой дубинки пришелся по макушке. Вставший было беглец повалился на спину, но остался в сознании. Он чувствовал, как его обыскивали в четыре руки, сорвали с пояса ножны с кинжалом, кошель. Следом на голову натянули холщовый мешок, руки стянула веревка. Потом его грубо подняли, под руки протащили шагов двадцать-тридцать и, судя по всему, забросили в телегу. Следом на него опустилось нечто тяжелое и неприятно пахнувшее. Некоторое время спустя беглец понял, что на него сложили недавних преследователей.

…Еще этим утром Оливер фон Цаузер сказал бы в своей тщательно отрепетированной небрежно-ироничной манере, что он искал приключений и получил их. Но сейчас молодой дворянин был слишком растерян и напуган для подобных мыслей. Сознание без того мутило после удара по голове.

Телега ощутимо тряслась, преследователи постепенно сползали с фон Цаузера, стало чуть легче дышать, хотя плотная холстина пропускала совсем немного воздуха. Оливер слышал голоса людей, схвативших его, но мог разобрать только обрывки фраз. Куда везут, понять не удалось, хоть он и прожил в городе всю сознательную жизнь.

Во всем стоило винить давнего друга Оливера, Себастиана фон Эльденштейна. И его рассказы о приключениях в бедных кварталах, куда тот иногда наведывался, переодевшись простолюдином. Себастиан в самых ярких красках описывал кабаки с дрянной брагой, ударяющей в голову после первого глотка, говорил о скабрезных песнях и доступных женщинах. Рассказывал о хозяевах заведений, которые, увидев монету в пять марок, становились услужливыми, словно принимали самого короля.

В конце концов, Оливер поддался на уговоры и согласился отправиться с другом в трущобы. Друг прислал фон Цаузеру сверток с тряпьем, которое больше бы подошло городским нищим, чем двум молодым аристократам. Поздним вечером они отправились в портовый район. Себастиан уверенно показал на кабак «Бойцовский гусь», обшарпанное двухэтажное здание.

Достаточно быстро Оливер понял, что друг немало преувеличивал свои похождения и, похоже, истории предназначались исключительно для того, чтобы заманить кого-нибудь с собой. Посетители кабака не представлялись столь веселыми и разгульными, а скорее непринятыми и даже опасными. Весь «Бойцовский гусь» хорошенько пропах рыбой, а спертый воздух был наполнен гарью и копотью, что порой становилось тяжело дышать.

Впрочем, в одном Себастиан оказался прав целиком и полностью — местная брага действительно била в голову стремительно и