В общем, слух – даже ложный – об аресте ни к чему хорошему бы не привел, поэтому начинать беседу про Николая первым Морской не стал. Тем паче, у Иткина тоже нашлись свои вопросы:

– Слыхал, у вас там на культурном фронте громыхало? – спросил он, явно намекая на взрывы после выступления Мессинга.

– Скорее все-таки на криминальном, – парировал Морской. – Я беседовал с товарищем гипнотизером. С его выступлением взрывы в переулке Народного образования ничего общего не имеют. Так что заметка с разъяснениями – с вас. – Тут он уцепился за надежду повернуть разговор в нужное русло. – Вы уже связались с угрозыском? Что там у них говорят? Что происходит?

– Смеетесь? – обиделся Иткин. – Сейчас восемь утра, понедельник. Взрывы были всего лишь вчера вечером.

«Красное знамя» выходило пять раз в неделю, поэтому иногда воскресенье удавалось сделать выходным, а утро понедельника – плавным.

– Хотя Зеленин, может, им уже и звонил, – продолжил Иткин. – От этой молодежи всего можно ожидать!

Борис Зеленин – гордость редакции – заведовал отделом информации, отличался неподобающим для начальника добрым нравом, рвением и дотошностью, потому частенько делал работу за весь отдел, скооперировавшись лишь с парочкой ровесников-единомышленников. Именно эта группка репортеров сумела зимой дозвониться в штаб командующего Северо-Западным фронтом и взять интервью об успехах Красной армии в боях на Карельском перешейке. Информацию дали в номер в последний момент, ночью, прямо перед сдачей в печать, под личную ответственность Тапы, и успели напечатать еще до официального заявления ТАСС. После этого «Красное знамя» долго еще именовали лучшей областной партийной газетой, заставляя сотрудников конкурирующей «Соціалістичної Харківщини» сходить с ума от зависти.

Да, важным стимулом для ребят из компании Иткина было «проучить зазнавшихся “социков”. Дух соревнования, конечно, подстегивал и других корреспондентов (фельетон хотелось дать посмешнее, шарж позаметнее, рецензию такую, чтоб цитировали), но в основном противостояние между «социками» и «краснюками» велось силами молодежи из информотдела. Даже в типографию бегали, чтобы подсмотреть, какие новости выставили на первую полосу конкуренты, дождаться более свежих и сделать свою передовицу актуальней.

– Кто сказал – Зеленин? Что Зеленин? Зачем Зеленин? – тут же вырос рядом с Морским Борис, уже бегущий куда-то из редакции и вместо вполне заслуженного: – Что вам опять от меня надо? – спросил с улыбкой: – Чем могу помочь?

Но оказалось, что ни из-за вчерашних взрывов, ни по любому другому поводу с угрозыском отдел информации не связывался. Да и зачем? У них одни грабежи и убийства. Очернение советской действительности, как ни крути. Если бы был материал о блестящей работе сыщиков, предотвративших взрыв, – тогда б имело смысл звонить. А так? Что зря телефон занимать?

– Вы, кстати, Владимир Савельевич, знаете, что вашу заметку про джаз от 14 сентября, ту, что «Э. Рознер и его джаз», перепечатали в полтавской регионалке и подписали «Наш собкор из Харькова»? – вспомнив про телефон, сообщил Боря. – Мне тесть оттуда утром позвонил. Он только что гостил у нас, читал вашу статью, заинтересовался, решил по возвращении набрать в библиотеке тематических джазовых пластинок и тут наткнулся в местной полтавской газете на почти дословно скопированную у нас заметку. Тесть, бедный, еле дождался открытия переговорного пункта, чтобы мне сообщить. Повезло, что я в редакцию сегодня раньше пришел. При желании с полтавчанами можно поскандалить…

– Скандалить не стоит, – быстро предостерег Морской. – Перепечатка согласована, не бойся.

На самом деле, конечно, никто про статью с ним не говорил, но доставлять коллегам неприятности из-за заметки не хотелось. Тем более, между областными газетами по настоятельной рекомендации обкома партии существовала негласная практика обмена информацией, постепенно переросшая в обмен готовыми текстами – в конце концов одной стране служим, одному народу, одним целям. Кто знает, может, на авторские материалы это теперь тоже распространялось. В любом случае ситуацию можно было использовать красиво и с выгодой.

– Может, лучше просто им позвонить, мягко напомнить, что материал был наш, и попросить взамен какие-нибудь актуальные новости с полей? – спросил Морской осторожно.

– А что? Вполне идея! – обрадовался Боря. – Затребуем что-нибудь про урожай. Такое, чтоб действительно «с места событий», и чтобы «социкам», хоть трижды рабселькоров посылай, самим никогда не разузнать!

Забыв уже, куда хотел бежать, Зеленин бросился в отдел отдать распоряжения, а Иткин, проводив заведующего снисходительным взглядом, степенно отправился следом.

Морской же вынужденно задержался – кто-то крепко схватил его за локоть.

– Простите? – Владимир покорно отошел в сторону с тянувшим его за руку мужчиной. Ожидая чего угодно – от «Вы арестованы!» до «извините, обознался», – он пристально посмотрел собеседнику в лицо, стараясь поймать взгляд, скрытый тенью козырька фуражки. Мужчина отводил глаза и вздыхал. Фуражка явно была не форменной, а на рукавах пиджака просматривались следы мела. Учитель, что ли? Отчего молчит?

– Я вас слушаю! – произнес Морской уже с изрядной долей раздражения.

– Я думал, это мне положено вас слушать, – с явной горечью ответил мужчина и резко отвернулся. У него был красивый, породистый профиль, испорченный неаккуратно подстриженной, нелепой бородой. – Вы даже не хотите со мной поговорить? Как это подло… – Тут мужчина вдруг страшно смутился и суетливо переспросил: – Вы ведь Владимир Морской? Я видел ваше фото, но если вы – не вы, то извините…

– Я – я, – заверил Морской и, кажется, понял, в чем дело. Объяснение с обиженными авторами было далеко не самой приятной частью должностных обязанностей, но делать было нечего. – Простите, – вздохнул он, – к нам приходит множество текстов, а редакционный портфель нельзя раздуть до невозможности. Если материал слабый или неактуальный, мы не станем его брать, и личный разговор тут не поможет… Редакция комментариев не дает…

– Я по поводу Танюши. Татьяны Павловны. Я ее муж…

«Ух, вот это я промахнулся!» – только и смог подумать Морской.

Про Тапиного мужа он, конечно, был наслышан. Преподаватель университета, ученый-химик, делегат на куче конференций… Несколько лет назад Морской мечтал получить от него статью о быте и досуге современных светил науки. Тап – иначе мужа Тапы подсознание Морского не могло именовать – был вхож в интеллектуальную элиту города и с легкостью рассказывал читателям, например, о том, какие шарады Ландау с Лифшицем загадали студентам ко Дню факультета или как с помощью шахматной партии можно получить зачет у самого строгого профессора университета. Татьяна тогда почти убедила мужа набросать очерк. Но тут Ландау уволили, а университетские физики устроили неслыханный саботаж, написав все разом в поддержку бывшего завкафедрой заявления об увольнении. Естественно, освещать в прессе жизнь университета надолго запретили.

– Нам стоит объясниться, – Тап отвлек Морского от воспоминаний. – Если я правильно понял, моя супруга… хм… провела эту ночь у вас?