— Так как насчет денег? Возьмете?

— Нет!

— Вы упрямая женщина. Ведь это же деньги! — заявил он многозначительно.

Джулия тяжело вздохнула.

— Когда-нибудь вы поймете, что в жизни деньги не самое главное. Для меня гораздо важнее ее духовная сторона.

— Духовная? — выдавил Рой, пытаясь совместить это слово с ее профессией.

— Да. Прощайте! Я больше вас не потревожу.

С этими словами она вышла, оставив его стоять с протянутой рукой. Рой сунул купюры обратно в карман и подошел к письменному столу. Внизу хлопнула дверь: Джулия ушла. Через несколько секунд она появилась на тропинке. Рой смотрел на ее прямую спину, гордо вскинутую голову и не мог отвести взгляд. Уже сгустились сумерки. Вокруг не было слышно ни звука, только время от времени доносилась трель какой-нибудь птицы.

Устало сев на стул, он уставился на документ, который машинально взял в руки. Но цифры не смогли отвлечь его от мыслей о той, что только что покинула его дом и бесстрашно ушла в ночь, растворясь в темноте. Она все еще стояла перед его мысленным взором. Горящие синие глаза, полные презрения. Губы упрямо сжаты. Гибкое тело напряжено от едва сдерживаемого гнева. В самой позе — гордость. Гордость, несмотря на то, чем ей приходится заниматься!

Может быть, гордость — единственное, что у нее осталось, то, что удерживало ее от окончательного падения. Он ненавидел то, что она делала, и в то же время восхищался ею. Никогда он не встречал такой девушки. И вряд ли когда-нибудь встретит.

Хотя… Женщины ее профессии знают, как очаровать мужчин и заставить их желать себя. Джулия Орни наверняка использовала в общении с ним определенные приемы, чтобы добиться своего. Рой убеждал себя, что невинные глазки и очаровательная улыбка — это только часть игры, в которой он не собирался принимать участие. Ее намерения были ясны. Все, что ей надо от него, — это разрешение остаться на острове.

Он заставил себя думать об Энтони, но даже мысль о сыне, который завтра приедет к нему, не смогла разгладить морщины на его хмуром лбу. Он спустился вниз и зашел в кухню. Достав из холодильника полуфабрикаты, он сунул их в микроволновую печь.

Он ел, не ощущая вкуса еды, и продолжал думать о Джулии и ее друзьях, о которых она говорила. Он поймал себя на том, что его беспокоит, как она будет жить без них. Ведь они так много значат для нее. Вернувшись в спальню, он подошел к окну и замер в восхищении.

Ночь была безлунной, и только тысячи звезд излучали волшебный свет, отблески которого падали на землю. Рой распахнул окно и с наслаждением вдохнул прохладный воздух, насыщенный ароматом сада. Впервые в жизни он узнал, что ночь имеет свой запах. В загазованном машинами и фабриками городе воздух в лучшем случае безвкусен, как та еда из полуфабрикатов, которую он сейчас ел. А здесь природа жила полной жизнью.

Он долго стоял так, купаясь в причудливых ароматах и звуках ночи. Бостон ждал его звонка, но он не хотел уходить из сказочного мира, который так внезапно открылся ему, в привычный мир цифр, цен, расчетов. Напротив, он облокотился на подоконник и прислушался к пению одинокой птицы.

Разве с наступлением темноты птицы не перестают петь? — подумал он. Внезапно он понял, что это соловей. Какой-то детский восторг охватил его. Первый раз он слышит, как соловей поет свою нежную и радостную песню. Рой почувствовал себя избранным, как будто ему выпал приз.

К его огорчению, соловей смолк, и сад снова погрузился в тишину. Рой оторвался от подоконника и уже собирался закрыть окно, как вдруг услышал голоса. Они становились все громче, и вскоре он смог различить фигуры четырех мужчин с мешками в руках. За ними толпой следовали женщины и дети с мисками.

Друзья Джулии? Рой нахмурился. Значит, она еще здесь. Вероятно, эта пестрая кампания приходила, чтобы попрощаться с ней. Видимо, их не смущал род ее деятельности.

Он с отвращением вспомнил почти обнаженного мужчину на постели Джулии, и в его голове возникли образы любовников, сгорающих в объятиях друг друга. Гибкое, хрупкое тело Джулии, старающейся угодить клиенту. Уголки его губ опустились вниз. А они еще называют города очагами разврата!

Образ Джулии не отпускал его, продолжая мучить. Он думал о том, что она предлагает себя каждому мужчине, готовому оплатить ее услуги, о том, что несколько часов в день ей приходится делать вид, будто грубые ласки ее клиентов доставляют ей неописуемое удовольствие.

Больше всего его раздражало то, что она лгала ему с самого начала, изображая из себя невинность. Там, на лодке, когда он уличил ее, она еще пыталась отпираться, но все было слишком очевидно, чтобы продолжать врать, и она сдалась. Глупец! Он еще надеялся, что произошла ошибка, что она сможет ему все объяснить.

В любом случае, он никому не позволит дурачить себя. Если она не уедет на рассвете, он перережет веревку и отправит ее лодку плыть по течению.

Джулия проснулась с первыми лучами солнца и сонно потянулась на кровати. Пора вставать. Она оделась и стала думать, как заманить цыплят в корзинки, которые раздобыла в деревне.

Позавтракает она позже, на ходу. Она внимательно осмотрела мотор лодки. Вчера днем она пыталась завести ее, но лодка только пофыркала и заглохла, и как бы Джулия ни старалась вернуть ее к жизни, лодка не двигалась.

Нет худа без добра. Зато она смогла попрощаться со всеми своими друзьями. Она грустно улыбнулась. Было столько смеха и столько слез…

Займись делом, сказала она себе. Она надела два больших фартука поверх футболки и шорт и достала из ящика набор инструментов. Присев на корме возле двигателя, она сняла с него замок и цепь, после чего последовали два часа утомительной и бесплодной работы. Обессиленная, в масле с ног до головы, она в конце концов швырнула в сторону инструмент и села на край лодки, готовая разрыдаться.

— Ух ты!

Джулия подняла глаза и увидела худенького мальчика, который восхищенно разглядывал ее лодку.

— Привет! — сказала она, широко улыбнувшись.

Ей не составило труда понять, кто перед ней. Энтони. Парня отпустили побродить по острову, пока его занятой отец копался в отчетах, не отрывая уха от телефонной трубки. Джулия с интересом разглядывала мальчика. Маленький, бледный, на его лице не было и тени самоуверенности отца. Он стоял в нескольких шагах от нее с широко распахнутыми карими глазами, и его поза говорила о том, что в нем сейчас борются робость и любопытство.

— Это твои цыплята? — спросил он наконец, кивнув в сторону ее кур.

— Да. — Она бросила любовный взгляд на цыплят, пощипывающих травку возле разбросанных по берегу корзин. Рядом с гигантскими розовыми курами они казались крошечными комочками. Каждое их белое перышко окаймлялось черной полоской. Она спрыгнула на берег и, шикнув для смеха на надутых кур, взяла одну из них на руки.

— Эти большие тоже мои. Они из Франции.