— Уйди, Евдокия, не до тебя мне нынче!

— К кому же ты так торопишься, семью бросив? Уж не к девке ли своей? — подбоченилась царица.

— Что ты сказала? — судорожно дернулась щека Петра. — Что еще за девка!

— Да об этом вся Москва судачит, Монсихой ее кличут! Все вечерами у нее пропадаешь да подарочками разными балуешь!

Побелевшее лицо царя застыло, напоминая маску. В какой-то момент Евдокии Федоровне показалось, что на государя накатит гнев, но уже в следующую секунду щеки размякли. Разлепив плотно сжатые губы, он произнес срывающимся голосом:

— Не твое дело, Евдокия, тебя не спросил! К кому хочу, к тому и хожу.

— Что же у нее такого особенного, чего у меня нет? Может, расскажешь?

— Дура ты, Евдокия, с тобой поговорить даже не о чем. А может, тебе в монастырь уйти?

— Чтобы ты со своей немкой сошелся? Не дождешься!

— Вот что я тебе скажу, Евдокия, невмоготу мне с тобой жить. Кончилось мое терпение! Все равно в монастырь отправлю!

— С кем же ты сына оставишь, если меня в монастырь?

— Мамки за ним посмотрят!

— Кто же тебе разрешит меня в монастыре держать? Может патриарх? — ядовито хмыкнула царица. — Не даст он тебе разрешения. Грех надо иметь. А я тебе верна, и другого у меня не было! Ты муж мне, а я жена тебе.

Хлопнув дверью, Петр вышел за порог.

Получив от Василия Голицына письмо, военный министр задумался. Он не имел права на ошибку. Король не исключал военной кампании против русских, а потому ставки оказались очень высоки. Следовало учитывать, что прежде таких писем не приходило, а, следовательно, эта могла быть какая-то хитроумная комбинация, в которой предстояло разобраться самым тщательным образом, но могло случиться и иное — Голицын действительно рассчитывал на его помощь.

Впервые князя Голицына граф Йонссон Грип повстречал в Риге в составе дипломатического корпуса. Образованный, изысканно одетый, владеющий языками, он производил весьма благоприятное впечатление. Наблюдая за его отточенными, безукоризненными манерами, с трудом верилось, что такой экземпляр человеческой породы мог произрасти на дремучей русской земле.

Вторая встреча с Василием Голицыным случилась в Москве, куда граф прибыл во главе шведского посольства. Информаторы военного министра отмечали, что как фаворит царевны Софьи князь пользовался ее неограниченным доверием, являясь фактическим хозяином России.

После званого ужина, на котором присутствовало полсотни бояр, Голицын пригласил его к себе в дом, и граф Йонссон, избалованный европейскими изысками, был несказанно поражен изяществом княжеского дома, выполненного в стиле Ренессанса. Но более всего его удивила обстановка комнат, которая по богатству значительно превосходила все европейские дома, в которых ему когда-либо приходилось бывать прежде. Такому убранству дворца могли позавидовать даже принцы. Продумана была каждая мелочь, чувствовалось, что у хозяина дома отменный вкус и большие деньги, если он сумел привлечь для постройки лучших архитекторов Европы.

И вот этот влиятельнейший человек вдруг неожиданно обратился к нему за помощью. Было в этом нечто противоестественное и поневоле заставляло насторожиться. Это внешне князь Голицын выглядел как обыкновенный европеец, носил даже немецкий камзол вместо русского кафтана, но в действительности оставался все тем же славянским варваром, непредсказуемым и крайне опасным.

Йонссон Грип еще раз перечитал письмо. Князь Голицын просил отправить в Москву графиню Корф с заданием очаровать молодого Петра и завладеть его сердцем настолько, чтобы тот, не задумываясь, отправился за ней в Европу.

Выбор князя Голицына был предельно точен. Кроме потрясающей внешности, графиня Корф обладала незаурядным умом и массой всевозможных талантов. Ей даже не придется проявлять каких-то особенных усилий, чтобы влюбить в себя юного царя.

Только зачем это нужно Голицыну?

Поразмыслив, Граф Йонссон пришел к выводу, что во время отсутствия Петра в Московии должен произойти переворот, в результате которого русский царь будет отстранен от власти и превратится в обыкновенного изгнанника, а на его месте окажется Софья.

Оставалось решить только один вопрос: нужны ли такие перемены Швеции?

Через час у графа Йонссона была назначена встреча с королем.

* * *

Карл ХII, как и его покойный отец, был страстным охотником. Молодому королю претило загонять оленей в отведенных для этого угодьях, где практически непуганые животные совершенно не опасались огнестрельного оружия. Он предпочитал посещать отдаленные места.

С некоторых пор королю понравилось охотиться близ русских границ. А вскоре, по странному стечению обстоятельств, по труднопроходимым охотничьим тропам стали протягивать дороги, через гати перебрасывать мосты, осушать болота. Об этом никто не говорил вслух, но приготовления молодого короля напоминали подготовку к большой войне.

На сей раз Карл ХII вернулся из Нотебурга.

С неделю король провел на острове в крепости, ежедневно совершая утренние прогулки на ботике, а на восьмой день велел организовать охоту на медведя, задравшего накануне офицера.

Медведь был застрелен только на третьи сутки изнурительного преследования, в котором участвовали даже крестьяне близлежащих деревень. Сняв со зверя шкуру, король велел нацепить ее на кол наподобие полкового полотнища и не снимать до самого Стокгольма. В скором времени охотничий трофей должен был пополнить одну из комнат королевского замка.

Всю обратную дорогу Карл ХII практически не слезал с лошади, совершая кратковременные остановки только для того, чтобы напоить коней. А утром, оказавшись в замке, король наскоро перекусил и он пожелал увидеть военного министра, графа Йонссона.

Карл ХII принял графа в своем кабинете. На большом столе лежала детальная карта шведского королевства, на которой были помечены основные охотничьи маршруты, удивительным образом направленные в сторону России. Сидя в кресле, Карл делал какие-то пометки на карте.

Граф Йонссон предполагал, что увидит монарха, измученного долгой охотой и, изнурительной дорогой. Но с удивлением узрел молодое крепкое лицо без каких бы то ни было признаков усталости.

— У вас есть какие-нибудь новости для меня, граф? — весело поинтересовался Карл, на мгновение обратив свой взор на военного министра и опять уткнувшись в карту.

На сей раз его заинтересовала гать, подступившая к самому Великому Новгороду. С северной стороны город считался совершенно неприступным, но, судя по тем уверенным росчеркам, которые король оставлял на карте, он придерживался совершенно иного мнения.

— Имеются новости, ваше величество, — уверенно отвечал граф, — два дня назад я получил письмо от князя Голицына.

Карандаш, готовый уже было прочертить еще одну стремительную линию, неожиданно застыл, а потом неловко царапнул бумажную поверхность.