Обе мои племянницы были жутко хорошенькими, с длинными рыжеватыми волосами, заплетенными во французские косички, и точеными ножками. Одним словом, я их обожала.

– Да, кстати, утром звонила мама, – тихо сказал Ник, когда мы уже вышли из детской.

– Отлично. – Если честно, я волновалась за нее. Она живет в Перте с Патриком, он виноторговец. Мама переехала в Австралию сразу после рождения Ханны. В глубине души Ник счастлив был побыстрее проводить ее, потому что так и не смог простить ее отъезда. Я испытывала несколько другие чувства, хотя не могу сказать, что не хотела, чтобы она уехала. Папа совсем не удивился ее решению, потому что узнал о Патрике гораздо раньше нас.

– Как она? – поинтересовалась я.

– Вполне себе счастлива, – просто ответил он, поглядывая на часы. – Прости, Джилли, – добавил Ник, направляясь к себе в кабинет, – в последнее время ужасно много работы. Многих сократили, и если я не закончу дело…

– Ник, ты устал. Неужели это не может подождать до завтра? – осторожно намекнула я, вспомнив, как Нэнси за ужином выясняла отношения.

Он измученно кивнул:

– Ты права. Я спущусь на секунду, – пообещал он.

Потом я уже в одиночестве присоединилась к Нэнси на кухне, чтобы помочь убрать со стола.

Уже лежа в постели, я никак не могла заснуть и все думала о маме. Иногда я скучала по ней и хотела, чтобы все сложилось по-другому. Порой я ловила себя на мысли, что часто думаю о том, что было бы, если бы папа простил ей все эти годы и она вернулась домой. И как бы все сложилось, если бы я осталась жить с ней, когда они развелись.

Сегодня вечером я задумалась об этом всерьез. Когда я помогала Нэнси убирать со стола, она извинилась, что, возможно, повела себя бестактно, и сказала, что в конечном счете единственное, чего она хочет, чтобы я была счастлива.

– Я тоже, – поблагодарила ее я. – Но, Нэнси, на этот раз я хочу, чтобы все было по-другому. Я не хочу, чтобы мне снова причинили боль.

Как лошадь и жокей на состязании по преодолению препятствий, нам с Нэнси удалось направить разговор в правильном направлении, пока мы не добрались до последнего препятствия. Нэнси сказала, что я не должна забывать, с какими проблемами столкнулась мама, когда родилась Мэган.

– По статистике, женщины определенного возраста подвержены риску родить неполноценного…

– Нэнси, я все равно оставила бы его. – И с этими словами я удалилась.

Я взяла фотографию в серебристой рамке, на которой была Мэган, сидящая в изголовье моей кровати. У нее было такое же круглое мягкое лицо, как у Матильды, сияющая кожа и большие, как у папы, улыбающиеся глаза. Ник не любил говорить о ней. Он предпочел выкинуть из памяти ту часть жизни, в которой присутствовала Мэган, как закрывают скучную прочитанную книгу и никогда к ней не возвращаются. Тем не менее я думала о ней часто. Особенно по ночам.

Медленно я погрузилась в сон.

Декабрь, 1984

Мы с Ником и нашей няней Лизой смотрели сериал «Жители Вест-Энда»[17], держа на коленях тарелки с макаронами. Обычно нам не разрешали его смотреть, но этим утром папа повез маму в больницу. Сначала я услышала стон, а затем:

– Боже, кажется, началось!

Я выскочила на лестницу, чтобы посмотреть, что происходит. Ник даже не проснулся.

– Мам! – испуганно позвала я.

– Ступай в свою комнату! – приказал папа. Через несколько секунд он уже стоял около моей постели и заверял, что Лиза прибежит по первому нашему зову и отведет нас с Ником в школу. – Все будет хорошо! – сказал он.

Мне показалось, что папа сильно взволнован. Когда они уехали, я закрыла глаза и начала мечтать о младшей сестренке. Мне хотелось заплетать ей косички и красить ногти.

Я посмотрела на Лизу, свернувшуюся калачиком на софе, поджав свои длинные ноги. Ей было девятнадцать лет, и у нее были крашеные золотистые волосы, идеально прямые, как римская дорога. Каждый вечер перед сном я молилась, чтобы быть похожей на нее, но наутро обнаруживала, что я все та же Джилли с серыми глазами, которые иногда казались темно-синими. Мама говорила, что мне очень повезло, что у меня темные волосы и волшебные глаза, которые меняют цвет в зависимости от того, какую кофту я надеваю.

– Ты как хамелеон, – утверждала она, а затем продолжала убеждать, что я никогда не должна желать быть кем-то еще, и гордиться тем, какая я есть, и прислушиваться к своему внутреннему голосу, чего бы он мне ни советовал.

Лиза часто присматривала за мной и Ником. Когда мы были намного меньше (теперь нам исполнилось восемь), родители вечерами частенько куда-нибудь выбирались вдвоем. Я любила сидеть на маминой кровати и смотреть, как она собирается – пудрит носик, красит губы. Я ковырялась в ее шкатулке с драгоценностями и примеряла туфли на высоченных каблуках. Она периодически меняла обувь из своего арсенала в зависимости от мероприятия, на которое они собирались. Маме всегда нравилась странная еда под названием «суши». А папа обожал карри. Она любила балет, а он говорил, что терпеть не может, когда мужчины прыгают на сцене в трико. «Не вздумай жениться на женщине, похожей на твою мать! – однажды посоветовал папа моему брату после очередной сальса-вечеринки. – А теперь она грозится затащить меня на уроки по пилотированию. Думаю, она хочет моей смерти!»

С тех пор как мама забеременела, они перестали куда-либо выбираться. Мне кажется, папа втайне радовался, что они проводят вечера дома. Вернувшись с работы, он любил принять ванну. Он наливал себе стаканчик чего-нибудь, как правило, виски, поднимался наверх и запирался в ванной.

До того как мама забеременела, они с папой нередко о чем-то спорили. Постоянно слышались крики. Однажды он сказал, что она слишком стара, чтобы рожать еще одного ребенка, и тогда мама выплеснула на него бокал вина. Он говорил, что не хочет иметь неполноценного ребенка. После этих баталий мы с Ником частенько спали в одной комнате.

Стара… Маме тогда исполнилось сорок два года. Они с папой поженились, когда ей было двадцать семь.

Родители много раз пересказывали нам историю о том, как им повезло, что у них появились чудо-близнецы. Я часто наблюдала за братом, когда он смотрел телевизор, и каждый раз думала, как же мне не нравится, как мама нас стрижет. Мы оба носили жуткие челки.

После семи лет брака у них не было детей, и они даже решили усыновить ребенка. А за неделю до того, как пришли бумаги, касающиеся усыновления, мама узнала, что беременна и что у нее будет двойня. «Мои семь невезучих лет подошли к концу», – тогда сказала она. После того как мы с Ником появились на свет, мама с трудом справлялась с нами. Попутно она вела домашнее хозяйство, поэтому времени катастрофически не хватало, где уж тут думать о еще одном ребенке.

– Ты что, беременна? – спросил папа, когда однажды мы все собрались на кухне. Мама специально позвала нас с Ником, чтобы сообщить эту новость.