всё еще ощущает его внутри порой, чувствует, как он там рыскает. Какая радость, что его дух поселился в ней, как самая яркая и юная лисица! Он находится в покое, когда хочет, и движется, когда хочет, – живет своей жизнью в ней. Ее отец оставил ей столько даров, неудивительно, что они продолжили к ней приходить даже в момент, когда он умер. Вся его жизнь была дарованием ей его жизни, и даже в смерти он продолжал отдавать; как в притче о том, как бедняк достает пригоршню драгоценных камней – изумрудов и сапфиров – из пустого льняного мешка. Так из его мертвого тела, будто из пустого мешка, явились ярчайшие переливающиеся звезды – его дух.

Она обнимала его, когда он умирал, и ее наполнял жар – то дух отца проникал в нее, расходился по самым потаенным и темным закоулкам ее души взрывным бесконечным светом.

Но Мира не знает правил мира духов, потому она никогда не сможет объяснить произошедшее.

* * *

В последовавшие за смертью отца недели она вновь и вновь возвращалась мыслями к тому моменту, но у нее не получалось воссоздать пережитое, так же как она не могла физически вернуться в прошлое. Невозможно было вспомнить всё с точностью, а это означало, что узнать, вошел ли в нее дух отца, она могла, только если бы она сама переменилась.

Но как узнать, переменилась ли она взаправду или же ей просто настолько сильно хочется перемениться с тех пор, как это произошло, что она притворяется?

Однако теперь она чувствует себя именно так, как ей того всегда хотелось: будто восполнились все недостатки, все ее сожаления и все ее духовные пустоты. Ее страдания, ее глупости, ее непроходимые неспособности, которые не могли исправить ни инструкции, ни напоминания самой себе, ни взросление, ни обучение, – дух ее отца заполнил эти пустоты, как вода, долитая в наполовину пустой стакан, или, точнее, во множество – целый стол – полупустых стаканов. Почему? Тому могло быть два объяснения: или это последний дар, который отец преподнес ей из щедрости, или же это случилось согласно вселенскому замыслу восполнить и сделать цельной жизнь внутри нее с добавлением духа ее отца, принесшего все дарования и мудрость, которых ей недоставало.

Дары терпения, дальновидности и беспристрастности.

Дары молчания, безотносительности и радости.

* * *

В день или на следующий день после его смерти она увидела, как с неба падают первые снежинки. Она никогда раньше не чувствовала большего успокоения в душе и разуме. Ее не волновала мирская суета. Она ни с кем не соперничала.

* * *

Кроме того, находясь на улице, испытываешь слишком много ощущений: холодное дыхание вселенной, дышащей в лицо и шею. Раньше она предпочитала оставаться дома, но теперь, когда отца не стало, ей нравится быть на улице, потому что ей нужна компания. Ей нужно дыхание вселенной, ведь она больше никогда не почувствует дыхание отца. Ведь вне дома она может ощутить дыхание всего, и дыхание всего мира – это дыхание ее отца, если вообще существует такая штука, как отец.

Она уже в этом не уверена. Ей кажется, это была иллюзия, ей просто кто-то сказал: «Вот твой отец». Ведь теперь, когда отца не стало, это были всего лишь слова, ведь если она может существовать без отца теперь, то она могла существовать без отца всегда – ведь она не его ребенок, а просто материя, наполненная духом, делающим ее живой. Если она может существовать без своего отца, может быть, она всегда могла существовать без него; для того, чтобы быть живой, ей не нужен был отец или мать. Всё, что ей было нужно, – это чтобы в ее плоть вдохнули дух. Так что наши отношения с другими – не то, что нам кажется. Живыми нас делает отношение к духу. У облаков нет отца, но они всё равно живут. У деревьев нет ни матери, ни отца, но они живут точно так же, как мы.

* * *

Жизнь обрушилась на Миру после того, как умер ее отец, словно чтобы напомнить, что жизни не стало меньше, что не может быть лишения жизни, что жизнь – бесконечный и вечный процесс, даже если твой отец умер.

Иногда, но не когда она курит, она всё еще может почувствовать его дух внутри себя: он мерцает, как самые яркие звезды у нее в груди. И она чувствует, от чего они замирают или тускнеют. Ничто так не заставляет их танцевать, как ее одиночество. Когда она наедине с собой, они танцуют от радости.

* * *

Если дух отца может вселиться в дочь, это должно происходить по всему миру: души входят в другие тела, когда человек умирает. Так что в человеческой жизни всегда есть возможность следующей версии, ведь жизнь всегда циркулирует, покидает умирающее существо и смешивается с живым. Всегда есть шанс пожить заново, переродиться в новой жизни, и у духа, и у тебя.

В кого ворвется ее дух, когда она умрет, – и будет ли кто-то рядом? Хотя ей всё равно, если даже никого не будет. Когда дух ее отца входил в нее, он на мгновение задержался в воздухе между ними, где очистился, и то, что проникло в нее затем, было чистейшей любовью и ликованием. Вот что вселенная вбросила в самые глубокие клетки ее тела, или даже глубже клеток.

* * *

Сейчас она гуляет, у нее трясутся руки, и сердце трепещет и трясется, и весь этот трепет и тряска в грудной клетке и в сердце – оттого, что целый мир дышит на нее, и прежде она не знала, что всё вокруг настолько живое. Мира не догадывалась, что всю свою жизнь она ходила сквозь дух всего сущего и весь мир – деревья и ветерки, листья и воздух – были такими же живыми, каким был ее отец. Поскольку она так ясно осознавала жизнь своего отца, она не вполне осознавала, что всё остальное тоже жило. Она слишком много смотрела на отца. Всю жизнь ветерки обдували ей щеки, но она этого не замечала. Она не понимала, что дух, наделявший жизнью тело ее отца, также наделял жизнью всё вокруг. Деревья и небо не были просто фоном жизни, они были такой же жизнью. Мира думала: «Я дочь всего», – но потом подумала: «Нет, я не дочь всего. На земле не существует никаких дочерей».

* * *

После того, как в нее вошел дух отца, определенные