Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как ты сказала, Лорка? Нас-рать?!! – переспросила Ива. – Лорка! Ты молодец! А то «да, мамочка», «конечно, мамочка»! Слушать противно! Если будешь все за меня делать, я никогда не встану. Иди спи. Стой! Дай мне Васькину ракетку для тенниса, я сама убью таракана.
– Да, мамочка! – сказала я, и на автомате пошла за ракеткой.
– А знаешь, чего я хочу больше всего на свете? – спросил Васька, блаженно улыбаясь перед сном.
– Знаю, – кивнула я.
– И, между прочим, скоро Новый год! Исполнение всех желаний.
– Скоро, – согласилась я.
Я пошла спать, твердо решив, что завтра с утра я позвоню Зое Артуровне и откажусь от самого большого, самого лучшего, и самого дорогого щенка в мире. Только я закрыла глаза и провалилась в сон, раздался звонок в дверь. Я подождала в тщетной надежде, что дверь откроет Вадик. Но Вадик никогда не открывал дверь. Я натянула халат и с закрытыми глазами пошла к непрошенным гостям.
– Лора! – Я разлепила веки и с плохим изображением от помутненного сознания увидела соседку Людку. – Держи!
Она протянула мне черную, вонючую сковородку.
– Ее пожарные выбросили. Отмой, чугун все-таки, это тебе не тефлон сраный! Вечная вещь.
Я взяла сковородку и пошла с ней спать. Если я положу ее под подушку, то третий раз ее уже никто не притащит в дом.
* * *
И мне приснился сон. Цветной, с хорошим звуком.
– Лорка, ты молодец! – сказала мама, вешая шторы.
Она обернулась, у нее был длинный, с горбинкой нос, широкие плечи, мужской голос и дурацкий хвост. Это была не мама.
– Зачем ты вешаешь шторы? – спросила я не маму.
– Кто-то же должен их повесить, – ответил хвостатый.
– А почему вы лезете в мою жизнь?
– Лезу? – удивился он. – Да нет, это вы лезете в мою!
– Я? – заорала я. – Ты даришь моему ребенку сучку за тысячу баксов, вешаешь шторы в моем доме, а я – лезу в твою жизнь?!!
– Лезешь. У меня совещание, а я вешаю дурацкие шторы. Мужика-то нет в этом доме! – он засмеялся и спрыгнул с подоконника. Потом помолчал и сказал жестко, с нажимом:
– Собаку твоему ребенку я подарил, чтобы ты поучилась радоваться. Ты не умеешь. Даже Ива умеет, а ты не умеешь! Ты трусливая, слабая дура.
– Дура?
– Дура.
– Тогда гони коляску для Ивы, мне на нее пахать и пахать.
– Ей не нужна коляска, ей нужна шуба, – сказал он и пропал. Я не успела ему сказать, что мне не помешают новые сапоги. На шпильке, с острым носком, как у Сорокиной.
* * *
Утром в агентстве на меня все как-то странно смотрели. Все – Толик, Деля, Жанна с Сорокиной, и даже начальник отдела связей со СМИ. Я осмотрела свою одежду, но ничего подозрительного не обнаружила: «скромненько, но чистенько». Порассматривала физиономию в зеркале – ни рогов, ни усов. Почему-то Деля, здороваясь со мной, сказала:
– Здравствуйте, Лора Васильевна!
Я обиделась, потому что никто никогда не называл меня по отчеству, даже в институте. Добил меня Толик.
– Лора Васильевна, – чуть не с поклоном сказал он, – вас Андрон Александрович просит зайти к себе в кабинет.
На меня напала нервная икота. Скорее всего, будет разбор вчерашних полетов в оркестровую яму, но при чем тут я?!..
Андрон сидел в кресле, в ногах у него стояла бутылка с безумно сиреневым ликером. Только ликеры бывают таких неестественно красивых цветов. «Разве мужики пьют ликеры?», – подумала я, но вспомнила, что Андрон не так, чтобы мужик.
– Как это вам удалось? – мягко и доброжелательно воскликнул Андрон.
– Это не совсем только я, – залепетала я. – Сорокина как грохнулась в барабаны, так все наперекосяк.
– Да при чем здесь барабаны, говорят, это вы все придумали! – вкрадчиво сказал Андрон.
– Я?!!
– Не скромничайте! Откуда вы знали, кому нужно отдать главный приз? У вас была информация, что его дочь в зале?
– Информация?
– Не хотите говорить, – грустно вздохнул он, и потихоньку отхлебнул из бутылки. – Ну и пусть, пусть это будет вашей маленькой тайной.
– Тайной?
– Все равно спасибо, Лора Васильевна! У нашего агентства еще никогда не было клиента такого уровня, такого масштаба!
– Не было?! – обалдела я.
– Нет.
Он подскочил, и плавный как тигр заходил от окна к двери.
– Девочке понравилось представление! Она смеялась до слез. Няня сказала, что несколько грубо, такой тупой американский юмор, но ребенок давно так не смеялся, так не хохотал!
– Это Сорокина в своем презервативе...
– При чем здесь Сорокина? Победа в конкурсе и главный приз произвели на девочку такое впечатление, что она все уши папе прожужжала.
– А как же госпожа Булгакова, не обиделась?
– Обиделась? Она получила огромный новогодний заказ на партию новых конфет «Белая ночь»! Она руки мне сегодня утром целовала, ликер вот подарила...
– Это все Сорокина, она в барабаны упала!
– При чем тут Сорокина? Теперь у нас много работы, и конечно, самая главная – вам! И другие деньги! Другие деньги!
– Валяйте, – вдруг фамильярно ляпнула я.
– Значит так, ваш Балашов хочет, чтобы мы...
– Мой?
– Ваш, не скромничайте. Это уже всем известно!
– Мне не очень, – пробормотала я.
– Ой, у вас так мило все получается! Ходите, дурачитесь, пальмы моете...
– Да, я такая, – сказала я потому, что нечего было сказать.
– Я распорядился, вам приготовили отдельный кабинет. Идите, устраивайтесь на новом месте. Комната 204. Там зеркало, компьютер. Там пальма, наконец, вы их любите. В два совещание, ждем вас, обсудим план дальнейшей работы.
– А там пропылесосили?
Он потрогал свой чубчик, хлебнул ликер и плавно сел в кресло.
– Конечно! Ира знает свою работу. Но если вам не нравится качество уборки, я ее уволю!
– Что вы! – испугалась я, – Я пошутила, я всегда шучу!
– Ой, вы такая милая! – он заискивающе засмеялся.
Что произошло там с этим призом? Кто подкинул идею, что неспроста я отдала его маленькой беленькой девочке? Но не бегать же и не доказывать всем, что я не любовница Балашова. Лучше попытаюсь выяснить, кто такой этот Балашов.
* * *
Андрон не обманул, в 204 были и зеркало, и компьютер, и пальма; кажется, ее притащили из коридора. Там была даже кофеварка и личный телефон. Я развалилась в глубоком кресле и не знала, чем заняться. Вчера нам Толик раздал новый сценарий, но должна ли я учить его, будучи обладательницей отдельного кабинета и являясь любовницей Балашова, я не знала.