не Сара Джонс, тупые ублюдки. Это имя дала ей защита свидетелей. Не так ли, Клео Прайс?

Мой разум наполнился воспоминаниями об агенте ФБР, который унес меня прочь и дал мне новую жизнь. Что стало бы со мной сейчас, когда я перешла от защиты к кровопролитию?

«Я знаю, что будет. Артур придет за мной, и мы вместе покончим с этим кошмаром».

Вокруг стола разнесся коллективный возглас возбуждения. Пожилой байкер с седыми волосами, растущими из ушей, сказал:

— Вот дерьмо.

Рубикс кивнул.

— Пришло время праздновать. План в действии, мальчики, и мой сын ничего не может с этим поделать.

Вопросы танцевали у меня на языке. Какой план? Почему Рубикс написал это письмо, чтобы вернуть меня после стольких лет?

— Черт возьми, я не могу дождаться, — Кобра отпил из своей пивной бутылки.

Сикамор наклонился вперед, его мерзкие глаза не отрывались от моей груди.

— Расплата — та еще сука, маленькая Прайс. Столько времени прошло.

Моя ладонь чесалась дать пощечину каждому самодовольному мудаку передо мной.

— Ты прав. И Вы получите то, что Вам причитается за то, что Вы сделали.

Мужчины нахмурились, выкрикивая оскорбления и ненормативную лексику в хаосе голосов.

Рубикс ухмыльнулся, купаясь в гневе своих людей.

— Эту маленькую сучку украли прямо из-под носа моего, сосущего член, сына. Он думает, что он лучше меня. Он думает, что может создать Клуб и не просить моего одобрения. Что ж... у меня для него новости.

Мужчины кивнули, их ненависть к Артуру сгущала воздух, пока большое пространство не стало удушающим, вызывающим клаустрофобию.

Рубикс схватил меня за грудь, болезненно сжимая.

Я закусила губу, борясь с желанием бороться. Если бы я дралась сейчас, у меня не было бы ни единого шанса. Я должна была выглядеть напуганной, послушной. Артур опоздал.

«Я должна выбраться из этого беспорядка».

— Время для веселья, — пробормотал Рубикс, пощипывая мои соски. — Пора отправить предупреждение. — Схватив меня за волосы, он сильно дернул. — Пора украсть то, что чертовски дорого для него.

О боже.

Внезапно он толкнул меня вперед. Я упала на стол. Мои руки раскинулись в стороны только для того, чтобы быть схваченными двумя ближайшими мужчинами. Кобра и Сикамор прижали меня, их дыхание пахло пивом и табаком, их глаза светились неестественно ярко от злоупотребления психотропными веществами.

— Хороший план, босс, — рассмеялся Кобра.

Сикамора спросил:

— Так... она наша?

Рубикс прижался ко мне, схватив меня за бедра.

— Она вся наша.

 

Глава четвертая

Килл

 

Она пыталась меня убить.

Это была единственная причина, единственный вывод, к которому я пришел. В один момент она была милой, забавной, ужасно плохой в математике девочкой, которую я любил больше всех; в следующий же, была маленькой лисицей, смотрящей на меня с чем-то чужим в ее зеленых глазах, наблюдая за моими губами, задыхаясь, когда я касался ее. Настоящая Клео — девушка, с которой я справлюсь. Я мог любить так, как мне было дозволено. Но эта новая Клео — эта женщина, — я не мог. Она напугала меня, потому что заставила меня хотеть. Я так чертовски хотел ее. Но мне было не дозволено.

— Артур, шестнадцать лет.

 

 

Ветер на моем лице и соль на моем языке всегда давали мне свободу.

Езда в одиночку или с другими; день, ночь, лето, зима — это не имело значения, пока передо мной был отрезок дороги и никаких обязательств. Это был единственный способ найти хоть какое-то подобие покоя.

Но не сегодня.

Только не эту гребаную поездку.

Моя рука обхватила акселератор, подавая все больше и больше газа в рычащий двигатель. Я уже превысил ограничение скорости, но мне было все равно.

Если бы я мог привязать крылья к своему байку и полететь к «Кинжалу с розой», я бы это сделал.

«Давай. Быстрее».

Я вырос на мотоцикле, и сегодня я впервые не обрел эту свободу — этот покой. Утрата Клео съела мою душу. Боль из-за того, что она снова потерпела поражение, грозила разрушить меня.

Я ехал быстро.

Я мчался.

Но мне казалось, что я топчусь на месте. Сражался с демонами. Ни хрена не добился.

Гул шин и рев двигателей только усугубили мою эмоциональную пытку. Мир? Что это было? Я никогда больше не найду покоя, если подведу ее во второй раз.

Блять!

Стрелка спидометра поднялась выше, дразня границы красной опасности.

«Ради бога, быстрее!»

Путь от «Чистой порочности» к «Кинжалу с розой» был бесконечным гребаным марафоном.

Каждый знак остановки был смертельным врагом, каждый светофор — моим главным врагом.

Мы ехали час, но не проехали даже полпути.

Я сжал зубы сильнее, когда сгорбился над байком.

«Мы опоздали».

Мы опоздали, и я был чертовски зол.

Я был в ярости от своей слабости.

Я был в ярости от своего состояния.

И я был охвачен гневом на Мо и Грассхоппера за то, что они не нашли способа исправить эту херню.

Медсестра в больнице предъявила мне обвинение и вызвала полицию. Она сделала все, что в ее силах, чтобы задержать меня, и все потому, что я не мог сдержать свой характер. Она отказалась дать мне формы для выписки. Держала мою гребаную одежду в заложниках. Намеренно разозлила меня до такой степени, что я, вероятно, убил бы ее, если бы Хоппер не затащил меня в уборную, не украл одежду какого-то толстяка и не бросил ее в меня.

Я зарычал себе под нос, тревога и гнев циркулировали в моей крови. Мне нужно было, чтобы это путешествие, черт возьми, закончилось.

«Она нужна мне».

Я задрожал, когда порывистый ветер прорезал ужасную рубашку с гавайским принтом, закрывающую мой широкий торс. Рукава были слишком короткими, грудь слишком узкой, и я не мог смотреть на ужасные спортивные штаны, прилипшие к моим ногам.

Мне не хватало кожи.

Черт, я скучал по собственному чертовому байку.

Обычный «Триумф» Грассхоппера был совсем не такой. Разгон вялый по сравнению с моим зверем. Логотип «Чистая порочность» в виде черепов был нарисован от руки со светящимся пламенем на рамке. (прим. пер.: Триумф — старейший и одновременно самый молодой мотобренд Великобритании.)

Пламя опалило мое сердце.

Клео.

Мой разум бурлил горящими домами, дымящимися останками и обугленными мечтами о том, чтобы когда-нибудь состариться с девушкой, которую я любил.

Она была свидетельницей двойного убийства своих родителей.

Она чуть не сгорела.

Все потому, что у