Вскоре подборка документов о бое брига «Меркурий» была наконец-то опубликована в журнале «Морской сборник» и стала достоянием российской общественности. На собранных Сущевым и Соколовым материалах и основываются в своих работах о «Меркурии» все последующие историки.

Подвиг брига «Меркурий» был увековечен и в названиях еще нескольких кораблей отечественного флота. Разумеется, что повеление Николая I строить суда по чертежам легендарного «Меркурия» выполнить не могли. Время и технический прогресс диктовали свои правила. Поэтому спущенный на воду в 1865 году корвет Черноморского флота был назван «Память Меркурия». После его списания в 1883 году с николаевских стапелей сошел на воду крейсер «Память Меркурия», а в 1907 году еще один из новейших крейсеров Черноморского флота был назван этим именем. В советское время название «Память Меркурия» носило гидрографическое судно Черноморского флота. Именем капитана 1-го ранга А.И. Казарского был в свое время назван бриг Балтийского флота, а затем и минный крейсер Черноморского флота. Остается надеяться, что имена «Меркурия» и его доблестного командира в скором времени снова появятся на борту кораблей российского Черноморского флота.

Как это ни может показаться странным, но сих пор находятся те, кто всеми силами старается обличить А.И. Казарского в обмане, в том, что никакого боя не было, а весь подвиг «Меркурия» был от начала до конца выдуман командиром брига. Никаких конкретных фактов обычно не приводится, а ставится вопрос ну как маленький бриг мог победить два огромнейших линейных корабля? И сразу делается вывод — а никак!

Однако нашлись те, которые сомневались, что подвиг брига «Меркурий» происходил именно так, как описан. Уже через двадцать лет после подвига брига «Меркурий» оставшиеся в живых соратники Казарского вынуждены были защищать его честь от несправедливых нападок. Вице-адмирал В.И. Мелихов в статье в «Морском сборнике» за 1850 год «Описание действий Черноморского флота в продолжение войны с Турцией в 1828 и 1829 годах» пишет: «Действия брига “Меркурий” представляют пример отваги, которому подобный едва ли сыщется в летописях морских держав. Мы считаем излишним распространяться о подвиге Казарского, вполне и совершенно оцененном Государем Императором, как то можно видеть из Высочайшего повеления и указов, изложенных в главе 23 и 26 нашего повествования; мы считаем нужным заметить только одно обстоятельство, что нашлись люди, которые сомневались, чтобы действия брига происходили точно так, как они описаны в рапорте Казарского. Но мы и весь флот, видавший бриг через несколько часов после сражения, можем засвидетельствовать, что в донесении командира брига не было никакого преувеличения; знавшие хорошо покойного Казарского поручаются, что по своей скромности он скорее был способен умолчать о своих действиях, нежели преувеличивать их. Он вполне достоин памятника, воздвигнутого ему в Севастополе его сослуживцами, с соизволения Государя Императора».

В описании хулителей Казарского события выглядели приблизительно так. С самого начала турки начали погоню за русскими дозорными судами при тихом ветре (около 2-х баллов по Бофорту) и сумели сблизиться с отставшим от остальных бригом «Меркурием». Первыми на дистанцию досягаемости артиллерийского огня носовых пушек вышли те два линейных корабля, о которых и шла речь выше. Ветер постепенно стихал, и скорость сближения была столь мала, что в течение полутора часов обстрел «Меркурия» производился с расстояния от полутора километров до полукилометра из немногочисленных погонных пушек. После чего ветер окончательно «скис» и на воду опустилась обычная для Черного моря при безветрии туманная дымка. Штиль позволил «Меркурию» медленно, но верно удаляться на веслах от турецкой эскадры до той поры, пока та окончательно не скрылась из глаз в туманной мгле (благоприятствовало и то, что на юге темнеет раньше, чем, например, на широте Москвы). После чего бриг изменил курс, дабы ввести противника в заблуждение относительно направления своего движения на случай возобновления ветра. С момента обнаружения турками русских кораблей до потери визуального контакта с «Меркурием» прошло 3,5–4 часа. За это время турки не понесли никакого материального урона — две русские малокалиберные ретирадные пушки не доставали до них, а предназначенные для ведения ближнего боя карронады — и тем более. «Меркурий» получил 22 пробоины в корпусе, тем не менее не получил ни одного разрушительного попадания крупнокалиберным чугунным или каменным ядром.

Действительно, при численном сравнении военной мощи турецких кораблей и русского брига — 184 орудия против 20, даже не считая разницу калибров, то есть при 10-кратном преимуществе турок, победа «Меркурия» на первый взгляд представляется просто невозможной. Однако при детальном анализе условий боя можно сделать вывод о том, что победа брига не является столь уж невероятным событием. По сравнению с турецкими линейными кораблями, учитывая условия маловетрия, при котором происходил бой, «Меркурий» имел следующие преимущества:

Во-первых, каждый из турецких кораблей мог стрелять только одним бортом, в то время как «Меркурий», при умелом маневрировании и быстрых разворотах с помощью весел, мог использовать все имеющиеся у него орудия. Бывшие на вооружении у «Меркурия» карронады были очень эффективны именно в ближнем бою, кроме того, они позволяли стрелять в более высоком темпе из-за простоты перезарядки.

Во-вторых, в течение всего боя турецкие корабли, как мы уже знаем, так и не смогли занять наивыгоднейшего для них траверзного положения относительно «Меркурия». Это произошло по нескольким причинам: благодаря грамотному маневрированию брига, по причине малой дистанции боя и из-за маловетрия.

В-третьих, при нахождении близко, но несколько позади «Меркурия» большие трехдечные линейные корабли (учитывая их обводы и высоту борта) могли прицельно стрелять только из 8–10 носовых пушек, поскольку в бортовых портах пушки могли поворачиваться не более чем на 15 градусов, в то время как короткие карронады «Меркурия» имели куда большие возможности для прицеливания и могли вести прицельный огонь по рангоуту и такелажу противника. Таким образом, практически в течение всего боя, за исключением двух эпизодов, соотношение действующих стволов, при всем внешнем преимуществе турок, фактически составляло 16–20 у турок против 18 у наших.

В-четвертых, при «пистолетной» дистанции боя турецкие корабли могли попадать в более низкий борт «Меркурия» только выстрелами с нижних деков, а это могло иметь место только при траверзном расположении линкоров и брига друг относительно друга. Но Казарский, как мы уже говорили, этой возможности туркам так и не дал.

В-пятых, безусловно, Казарскому и его подчиненным помогла и погода. Слабый ветер, временами совсем стихающий, практически обездвиживал турецкие линейные корабли, тогда как «Меркурий», имея весла, мог не только маневрировать, но и постепенно увеличивать дистанцию отрыва от противника.

Наконец, в произошедшем всего полутора годами ранее Наваринском сражении была уничтожена лучшая часть турецкого флота, что существенно ослабило морские силы Турции, а потому команда «Меркурия» столкнулась с гораздо менее опытными турецкими командами. Причем это касалось не только рядового состава, но, прежде всего, командного. Если рядовой состав турецких кораблей медленно заряжал орудия и плохо стрелял, не слишком умело управлялся с парусами, то командный состав не слишком грамотно действовал тактически. Кроме этого, при маловетрии особо много зависит от умения грамотно и быстро управляться с парусами, чтобы использовать в свою пользу малейшую перемену ветра, для чего офицеры и командиры должны иметь большой опыт управления парусами. У турецких командиров и офицеров такого опыта, судя по всему, не было.