— Ну что ж, пойдемте. Я только опущу письмо. Это здесь, рядом, за углом. — Они пошли по дороге, и Наташа взяла своего спутника под руку.

— Вы что, не выспались? — спросила она. — Глаза у вас какие-то пьяные.

— Да, я всю ночь пил водку с какими-то двумя мерзавцами. Кстати, один из них на прощание мне сказал, что Бог любит юродивых и героев. Вы не знаете, что это значит?

Наташа пожала плечами и, подумав, ответила:

— Наверное, так оно и есть. Юродивые довольствуются тем, что имеют, а герои все берут сами. Вы-то кто, юродивый или герой?

— Не знаю, наверное, ни тот ни другой, — ответил Антон.

— Значит, вы иждивенец, как и я. Они правы. Бог не любит иждивенцев, но нас много, и ему приходится с этим мириться.

Они подошли к сгоревшему бараку. Антон открыл и с силой захлопнул покосившуюся калитку, затем достал письмо и опустил его в почтовый ящик.

— Здесь же никто не живет? — удивленно сказала Наташа.

— За почтой они, наверное, приходят, — ответил Антон. — Они живут где-то рядом.

— Родственники? — спросила Наташа.

— В некотором смысле, — ответил Антон. Он заглянул в щель почтового ящика и добавил: — В этом доме у меня когда-то была большая, светлая любовь, но так давно, что я уж и не помню ее вкуса. Остались одни декорации.

Они не торопясь прошли мимо грязной, обшарпанной шашлычной и вышли к пакгаузу. Земля здесь была пропитана гудроном, и запах его ощущался столь остро, что Наташа зажала нос двумя пальцами и гундосо сказала:

— Лет через сто здесь откроют большое месторождение нефти.

Они миновали вокзал, и вскоре Наташа остановилась, показав пальцем на дверь с висячим замком.

— Закрыт, — сказала она. — Может, прогуляемся? Глядишь, попозже и откроют.

— Жарко, — ответил Антон. — Да уж ладно, давайте погуляем. Делать все равно нечего.

На вокзале завели Челентано. Несколько таксистов, ожидающих поезда, лениво переговаривались в тени дерева, выдавая не более одного слова в минуту. Они томно разглядывали редких прохожих, поплевывая сквозь зубы и оживляясь лишь при появлении женского пола.

— А вы сейчас один живете? — спросила Наташа.

— В смысле, успели ли мы разъехаться? — спросил Антон. — Она здесь, в Гагре. Кажется, нашла мне замену.

— Это вы ей пишете письма? — догадалась Наташа.

— Да, — сказал Антон. — Недообъяснился. Хотя… все это никому не нужно.

— Ну, это вы зря, — сказала Наташа и засмеялась. — Вы еще молодой, красивый. Пройдет немного времени, и помиритесь. Я вот тоже сама ушла от мужа, а теперь жалею. Встретила симпатичного мальчика, влюбилась и угла. Э-эх, любви захотелось. Он моложе на двенадцать лет, а мне все равно было. Я совсем голову потеряла. Знаете, все с самого начала: любовь, ухаживания, разговоры. А потом поняла, что не он, так другой был бы. Просто мне надоел мой муж. А этот — молодой, с горящими глазами… Правда, они у него быстро погасли. Наелся, они и погасли. Вам же немного нужно: получили свое и вперед, к новым вершинам. Ну и черт с ним. Я ему благодарна за то, что он еще раз дал мне пережить девичью любовь. Ему нужна была опытная педагогиня, он, так сказать, входил в жизнь, и я его всему научила. Теперь у него есть опыт. — Наташа вздохнула. — Он, дурачок такой, закомплексованный был. Я с него все комплексы сняла. Теперь снится по ночам. Приходит и гладит по голове. Ласковый был, паразит.

— А муж? — спросил Антон.

— А что муж? Муж в Москве. Говорит, переживает. Нашел себе утешительницу. У них тоже любовь страстная… Жизнь продолжается. Да даже если б он и захотел начать все сначала, не получилось бы. Я его не люблю. Он мне теперь вроде дальнего родственника: отношусь хорошо, но не люблю. Если б я не ушла, может, все и обошлось бы. Да и баба у него теперь такая, что от себя не отпустит. Цепкая. Даже дома красится, как попугай. Я дома черт-те в чем ходила. Это сюда приехала, надела мамино платье — это вот. Теперь вылезать из него неохота. Не хочется прощаться с праздником.

— Не прощайтесь, — сказал Антон.

— А куда денешься? — вздохнула Наташа. — За летом, как известно, идет осень, потом — зима. А у меня пальто черное.

— Купите себе белое, — сказал Антон.

Наташа посмотрела на него с сожалением и ответила:

— На какие шиши? Ну ладно, хватит о любви и тряпках. Я хотела сказать, что рада нашему знакомству. Как-то вы мне сразу понравились. Вы странный. И взгляд у вас странный. Будто вы все о нас, бедненьких, знаете… знаете, что с нами будет, и жалеете нас, но ничем помочь не можете. Вы ведь знаете?

— У вас вся семья такая… как ваша мать? — поморщившись, спросил Антон.

— Ну так знаете или нет? — с улыбкой спросила Наташа.

— По-моему, вам просто неинтересно жить, и вы лепите из меня героя для романтической истории. Хотите, я научу вас интересно жить?

Они уже прошли пару автобусных остановок и, разглядев в проходе к морю открытое кафе под могучим платаном, свернули налево, расположились на ажурных проволочных стульях и почти одновременно сказали: "Хорошо-то как!" Наташа рассмеялась, положила сумку под столик и добавила:

— Здесь есть все, что нужно для незапланированного праздника.

Несмотря на зной, на пляже под стеной, над которой располагалось кафе, загорали всего десятка два отдыхающих. Море было спокойным и каким-то странно расслабленным. Оно лежало в своей гигантской яме, словно живое, слепило бликами и потрясало чудной прозрачностью воды. Лежавшие на небольшой глубине камни казались куда более реальными, чем серая береговая галька.

— Здесь официантов нет, — сказала Наташа. — Надо войти вон в ту дверь. Может, там есть мороженое. Кстати, там и вино есть. — «Апсны абукет». Дерябнем по стаканчику?

— Да, вашему брату до вас далеко, — сказал Антон и, медленно поднявшись, отправился за вином.

К столу он вернулся, держа в руках большой графин с кроваво-красным вином и две вазочки мороженого. Сел, разлил вино по стаканам и произнес:

— Если можно, я сразу выпью. Очень хочется пить. Еще пятнадцать минут, и я бы прыгнул в море.

— Хорошее вино, — выпив, сказала Наташа. — Я сниму босоножку? Ногу натерла.

— Ради Бога, — ответил Антон, — мне не жалко.

— Да? — рассмеялась Наташа. — А чего вам жалко?

— М-м. Вас жалко, — подумав, ответил Антон. — Очень печальную историю вы мне рассказали. Я чуть не расплакался.

— Меня жалеть не надо. Я женщина опытная, все уже знаю, все понимаю, могу сама собой распорядиться без всякого для себя вреда.

— Вообще-то мне весь ваш пол жалко, — сказал Антон. — Познакомишься вот с какой-нибудь девушкой, глаза ясные, поначалу думаешь: перед тобой чистый лист бумаги, а узнаешь поближе, там столько всего понаписано. О-го-го! Правда, написано все одно и то же, только разными людьми. Всякая тайна в конце концов оборачивается вереницей житейских драм и подробностей. Похожих друг на друга так, что даже противно становится. Вот, хотите, я всю вашу жизнь расскажу? Если и ошибусь, то только в хронологии или в профессии. Но это и не важно: в редакции вы сидите, чай пьете или в бухгалтерии на обувной фабрике.