У выхода из подземного перехода Игорь на секунду застыл в раздумьях. Нужная ему автобусная остановка была в двух шагах направо, и там, в облаке сигаретного дыма и мата что-то шумно обсуждала компания подростков. Автобуса пока не было, и Лидин шагнул налево.

Здесь начиналась легендарная коломенская Стометровка, где можно было купить всё, что угодно: одеться, обуться с ног до головы, подобрать букет цветов для любимой, любую снедь к столу. Узкая лента тротуара от шоссе до трамвайной линии, ограждённая по бокам сплошными рядами торговых палаток, магазинчиков и лотошниц, была забита народом.

Скользя равнодушным взглядом по горкам фруктов и овощей, стопкам платков, трусов и носков, Лидин вдруг увидел разложенные прямо на земле на листах газеты книги. Над ними мялся в явном похмельном угаре бомжеватого вида небритый мужичок неопределённого возраста. Его тоскливые, как у бездомного кота, глаза с надеждой вперились в подошедшего Игоря.

— И тут та же фигня, что и везде, — разочарованно чертыхнулся Лидин, увидев яркие глянцевые обложки дамских романов и боевиков, потрёпанные советские детективы, разрисованные шариковой ручкой томики школьной классики, и вдруг зацепился за название: «Мифы, предания и сказки фиджийцев». Игорь собирал сказки, две полки его книжного шкафа были плотно заставлены разномастными томиками сказок разных народов. Нагнувшись, он поднял книгу. Мужичок шумно задышал и чуть ли не заплясал от нетерпения, переминаясь с ноги на ногу. Его дырявые кеды, из которых торчали грязные пальцы ног, противно заскрипели об асфальт. Запах перегара заставил Лидина сместиться к соседнему лотку с китайской расписной посудой. Он листал редкую книгу и удивлялся: судя по отличному состоянию, её никто ни разу не открывал после покупки.

Вдруг мужичок замер, и скрип резины прекратился. Игорь оторвал взгляд от книги. Продавец с ужасом смотрел на парочку полицаев. Два сержанта, один высокий и мордастый, другой маленький и толстый, лениво шли вдоль лотков. Торговки молча совали им мятые купюры, и те, открыто пересчитав полученную дань, небрежно бросали деньги в большой пластиковый пакет с нарисованной на нём полуголой блондинкой. Покупатели старательно делали вид, что ничего не видят.

— Ну? — Полицаи остановились рядом с посторонившимся Игорем. — Чего менжуешься? Давай!

— Нет у меня, — хрипло пробормотал трясущимися губами мужичок. — Не продал ещё ничего. Хотите, берите любые книги…

— Ты что нам втюхиваешь? — с угрозой процедил высокий мент и пренебрежительно пнул стопку книг. — Давно в «обезьяннике» не сидел? Мы тебе сейчас устроим культпоход в библиотеку! Пойдём.

Полицаи ловко выдернули мужичка из ряда продавцов и куда-то поволокли.

— А мои книги? — завопил тот.

— Кому нужен твой хлам? — заржал толстяк.

— Бедолага! — завздыхали торговки. — Изобьют опять ироды мужика до полусмерти.

— А мне-то как же теперь быть, — растерянно спросил их Лидин. — Я вот книжку эту хочу купить…

— А Витёк все свои книжки по двадцать рублей продаёт, — живо откликнулась продавщица китайского «фарфора». — Давайте мне, я ему передам.

Игорь достал портмоне, вынул пятидесятирублёвую купюру и протянул торговке.

— А у меня, милок, сдачи нет, — поджала губы та. — Не расторговалась пока. Сам видал: всё, что было, тем иродам отдала. Возьми ещё что-нибудь.

Лидин нагнулся и стал перебирать пыльные книжки. И вдруг наткнулся на фолиант, обтянутый потёртой кожей, со следами мышиных зубов.

Игорь поднял тяжёлую книгу и открыл. На него с толстых пожелтевших, обгрызенных по краям страниц красочно блеснула разноцветная рукописная вязь старорусской буквицы. Руки Лидина затряслись. Такая книга стоит бешеные деньги! Откуда она у явного пропойцы?

— И эту тоже за двадцатку? — дрогнувшим голосом спросил он.

— Я ж говорю: все. Стало быть, и эта, — равнодушно ответила торговка.

Лидин лихорадочно просмотрел остальные книги. Старинных больше не было. Он сунул женщине пятидесятирублёвку и начал поспешно засовывать покупки в вынутый из барсетки пакет с эмблемой и названием известной торговой сети.

— Сдачи не надо! — Махнул он рукой сердито смотревшей на него женщине. — Некогда мне разменивать.

И бросился на остановку, к подошедшему автобусу, даже не посмотрев на его номер.

К счастью, автобус оказался тот, что нужно, и вскоре Игорь, ввалившись в свою квартиру, бережно выложил покупки на письменный стол.

Бегло пролистав сборник сказок фиджийцев, Лидин с трудом воткнул его в свободный просвет на полке непрочитанных книг.

«Эх время, времечко! Где ж тебя взять, чтобы всё это прочесть?» — вздохнул он и осторожно открыл старинный фолиант. Книга была явно рукописной. Страницы до сих пор сохраняли аромат воска свечей и ещё чего-то такого, чем пахнет обычно в церкви. Лидин листал толстые хрустящие листы, скользил взглядом по непонятным чёрным строчкам. Картинок не было, но каждый абзац начинался кроваво-красной заглавной буквой.

Игорь не знал церковнославянского языка. Он и дореволюционные-то книги с ятями и фитами не пытался читать, хоть в его семейной библиотеке и была парочка таких: том Алексея Толстого с рассказами о вурдалаках и романом «Князь Серебряный» и какой-то сборник стихов без начала и конца, так что определить название книги и автора Лидин не мог. Он держал их на «чёрный день» в надежде продать в случае острой нехватки денег какому-нибудь любителю или букинисту. А теперь к тем двум добавилась и настоящая древность.

Интересно, что это за книга, о чём? У кого бы проконсультироваться? Игорь закрыл фолиант, погладил мягкую кожу переплёта и, на ходу сдирая с себя мокрую от пота одежду, поспешил в ванную, чтобы принять, наконец, прохладный освежающий душ.

Отбросив книжку Корнеевой, Лидин с тоской посмотрел в окно. День угасал. Жара спала, но духота никуда не делась. Тексты Корнеевой разочаровали Игоря. Проза её оказалась типично женской. Ему было откровенно скучно и неинтересно: женская проза никогда Игоря не привлекала. Кроме того, Лидин заподозрил, что Корнеева наполнила свою повесть некими намёками на какие-то известные её друзьям события и людей. Но он-то, Игорь, не знал ни этих событий, ни тех людей, а потому чувства и переживания персонажей были ему не вполне понятны.

«Что ж, послушаем, как она поёт», — без особого энтузиазма подумал Игорь и сунул компакт-диск в плейер. Лидин не был филологом, воспринимал поэзию, так сказать, на вкус и цвет, на уровне нравится — не нравится. Стихи Корнеевой были технически выверены и безупречны, но отклика в его душе не вызвали. Проблема, видимо, была в том, что Корнеева пыталась совместить в своих текстах несовместимое: женственность с феминизмом. Лидин не мог заставить себя пожалеть Джульетту, стирающую носки Ромео. С какой стати? Если подавляющее большинство жён это делают, почему Джульетта должна быть исключением?

Лидин выключил плейер, включил ноутбук и вышел