Тощий рыжий парень лет двадцати пяти, одетый в черные джинсы и темно-серый ирландский свитер, с аппетитом жевал гигантский бутерброд с вареной колбасой, крошки сыпались на служебные бумаги, но старлею Кречетову не было до этого никакого дела. Сдвинув брови, он посмотрел на Андрея и, продолжая работать челюстями, махнул рукой в сторону стула.

Андрей послушно сел и вытащил на всякий случай свое журналистское удостоверение. Не говоря ни слова, рыжий старлей протянул руку, взял удостоверение, внимательно изучил и вернул Андрею.

— Ну? — поинтересовался он, дожевав бутерброд и стряхнув с подбородка крошки.

Стараясь изъясняться как можно более внятно, Андрей изложил суть дела. Кречетов удивленно хмыкнул.

— Ни х… фига себе! — протянул он и полез в сейф за какой-то папкой. — В кои-то веки сознательный гражданин объявился. Или вы решили статейку нацарапать, признавайтесь?

— Я не по этой части, — слегка обиделся Андрей. — Не по криминальной хронике. Я сознательный гражданин. Можете сдать меня в музей.

Старлей снова хмыкнул, пожевал губу, стряхнул со стола крошки.

— Значит, вы ее обнаружили, так? И привезли в больницу?

— Ну да, да! — начал терять терпение Андрей. — Вам что, не передали ничего?

— А что должны были передать?

— Копии моего паспорта, техпаспорта на машину и билета в Москву. Я ехал в аэропорт, улетал в командировку. И еще — что моя машина в аэропорту на стоянке, что ее можно осмотреть. — Он почувствовал острое сожаление, что не набил тогда эскулапу морду. Или, может, к приезду милиционеров дежурный врач уже сменился?

— А зачем? — поинтересовался Кречетов.

— Что зачем?

— Зачем машину осматривать?

— Ну как же, — растерялся Андрей. — Чтобы… Чтобы убедиться, что это не я ее сбил.

— А ее никто и не сбивал, — пожал плечами Кречетов и вытащил из ящика стола бледно-серый бланк. — Нам сказали только, что женщину привез какой-то мужчина. Привез и уехал. Больше ничего. Я тут все запишу, а вы подпишете, раз уж пришли, идет?

— Хорошо, — кивнул Андрей. — Только… Как это никто не сбивал?

— Да так. Врачи дали заключение, что травмы явно не с ДТП. Даму долго и упорно били тупым предметом, в основном по голове. Поступила она в приемный покой… — Кречетов полистал папку, — в седьмом часу утра, а давность травм была на тот момент — семь-восемь часов. Кроме одной раны, рваной, совсем свежей.

— Да, я помню, на лице у нее кровь запеклась, а на шее текла еще.

— Вы говорите, нашли ее на шоссе за городом? Тогда, скорее всего, она на сук напоролась. В ране были частицы древесины. А может, ей просто палкой кто-то добавил. Знаете что, давайте мы с вами завтра утречком съездим на место. Конечно, следов там никаких давно нет, но мало ли что.

— Скажите, а она… жива? — Голос Андрея неожиданно дрогнул.

— Жива, — равнодушно ответил Кречетов. — Только до сих пор без сознания. Три операции сделали. Впрочем, не сочтите за цинизм, ей, наверно, было бы лучше умереть.

— Почему? — изумился Андрей.

— Вы лицо ее видели? Конечно, видели. А пальтецо? Если она и выживет, то останется таким уродом, что Джиперс-Криперс отдыхает. А судя по пальтишку, ей денег не хватает, даже чтобы пломбу в зуб поставить, не то что на пластику.

— Понятно. — Андрей вздохнул, посмотрел себе под ноги. — А… личность ее установили?

— Да как сказать? — замялся Кречетов. — Собственно, вам-то что?

— Ну… — промычал Андрей, — так.

— Документов у нее, конечно, никаких не было, — сжалился старлей. — Но в кармане пальто нашли железнодорожный билет. От Сочи до Питера. На имя некой Марины Сергеевны Слободиной.

— Разве на билетах пишут имя и отчество? — удивился Андрей, которому с железнодорожными билетами приходилось иметь дело в среднем раз в два месяца.

— Нет, только инициалы. Но на обороте карандашом были написаны фамилия, имя и отчество. Наверно, она заказывала билет через какое-то агентство, там нередко билеты надписывают. Впрочем, в компьютере ведь все равно остаются паспортные данные пассажира. Мы связались с Сочи, там действительно зарегистрирована некая Марина Сергеевна Слободина, семьдесят восьмого года рождения. Которая в настоящее время неизвестно где находится. Бывший муж о ней никаких известий не имеет, на бывшей работе тоже ничего не знают. Но дело в том… — тут Кречетов прервался и попросил у Андрея паспорт, чтобы занести данные в протокол. — Дело в том, что неизвестно, ее ли это билет. Как говорится, не факт. Мы через пресс-службу ГУВД давали на телевидение информацию, но никто не отозвался. Даже пальцы у нее откатали, только по базе данных она нигде не значится. Значит, не наш клиент.

— А если попробовать проводника найти? Может, вспомнит, как эта женщина выглядела, во что одета была, хотя бы примерно? — робко предложил Андрей.

— Пробовали, — махнул рукой Кречетов. — Нашли. Не помнит.

* * *

Денис хотел было зайти в бар гостиницы, но издали заметил невероятно занудную и приставучую мадам Мерзличенко, с которой познакомились в первый же день. Она подошла к ним в ресторане, услышав русскую речь, и с тех пор никак не желала оставить в покое — едва завидев, кидалась навстречу с распростертыми объятиями и неуемной жаждой общения. От Зои Васильевны удалось благополучно ускользнуть. Денис вышел на улицу и отправился куда глаза глядят.

Ему надо было успокоиться. Выходка Инны здорово вывела его из себя. Даже сильнее, чем того стоила. И это его беспокоило.

Неужели Янка была права? Неужели стерлась новизна, и Инна стала его элементарно раздражать? Но ведь они женаты всего неделю! И вообще знакомы чуть больше трех месяцев.

Или… Или он ошибся в ней? И теперь просто начинает видеть то, чего раньше не замечал?

Он влез в глубокую лужу, промочил ноги, настроение окончательно испортилось. И с погодой им явно не повезло. Когда они в толпе зевак ждали наступления Нового года и праздничного фейерверка, слегка подморозило, а потом резко потеплело, все раскисло, без конца моросил дождь. Он-то уже бывал в Париже, видел его не серым и скучным, а ярким, нарядным. Но Инне тут явно не нравилось.

Денис вспомнил, как год назад гулял по этим самым улицам с Верочкой Шумской. Тогда он приехал, позвонил ей. В Питере они встречались, еще когда Вера работала у них в банке. Приятная, хотя и не очень красивая девчонка, не по-женски сумасшедшая программистка. Из тех, для кого «первым делом самолеты». Пожалуй, она была единственной женщиной, с которой отношения были не только… эротическими, но и дружескими. А скорее, даже наоборот: сначала дружеские, а потом уже и все остальное. Может быть, отношения эти и во что-то большее смогли бы перерасти, но Вера уехала в Париж. Они изредка переписывались по «мылу», потихоньку все сошло на нет, и та единственная встреча уже ничего не меняла.