— Это я вижу, — сказал Уилт. — И к тому же очень миленькое тельце.

— Это самое приятное из всего, что мне кто-либо когда-нибудь говорил, — сказала она.

— В этом случае, — заметил Уилт, схватив почерневшую сосиску, — у вас, вероятно, было тяжелое детство.

— Между прочим, так оно и было, — сказала Салли, отнимая у него сосиску. — Именно поэтому у меня сейчас такая большая потребность в любви. — Она засунула большую часть сосиски себе в рот, затем медленно вытащила ее и откусила кончик. Уилт покончил с капустой и запил ее прингшеймовским пуншем.

— Ну не ужасны ли они все? — спросила Салли, повернув голову на шум и смех в углу сада у жаровни.

Уилт тоже посмотрел.

— Между прочим, да, — сказал он. — А кто этот клоун в помочах?

— Это Гаскелл. Он так увлечен. Он обожает всякие игры. В Штатах он просто обожал кататься на подножке тепловоза и ходить на родео, а на прошлое Рождество он хотел нарядиться Дедом Морозом, отправиться к универмагу и там раздавать подарки. Конечно, никто ему этого не позволил.

— Это неудивительно, особенно если он отправился туда в этих помочах, — сказал Уилт. Салли расхохоталась.

— Вы, наверное. Овен, — сказала она. — У вас что на уме, то и на языке. — Она встала и потянула Уилта за собой. — Я хочу показать вам его игрушки. Это так забавно.

Уилт поставил тарелку, и они вошли в дом. На кухне Ева чистила апельсин для фруктового салата и беседовала с эфиопом об обряде обрезания. Эфиоп помогал ей резать бананы. В гостиной несколько пар энергично танцевали спина к спине под музыку 5-й симфонии Бетховена на скорости 78 оборотов.

— Бог мой, — сказал Уилт, увидав, как Салли вытащила бутылку водки из буфета. Они поднялись наверх и по небольшому коридорчику прошли в маленькую спальню, наполненную игрушками. На полу была разложена детская железная дорога, были там и боксерская груша, и огромный плюшевый медведь, и лошадь-качалка, и шлем пожарного, и надувная кукла в натуральную величину, как две капли воды похожая на настоящую женщину.

— Это Джуди, — представила ее Салли. — У нее самая настоящая п…а. Гаскелл просто помешан на пластике. — Уилт поморщился. — Это все его игрушки. Настоящий ребенок, только достигший половой зрелости.

Уилт оглядел комнату со всем ее содержимым и покачал головой.

— Такое впечатление, что он наверстывает упущенное в детстве, — заметил он.

— О Генри, вы такой проницательный, — сказала Салли, отвинчивая пробку с бутылки с водкой.

— Вовсе нет. Все и так чертовски очевидно.

— Нет, правда. Вы просто ужас какой скромный, вот и все. Скромный, робкий и мужественный. — Она отпила глоток из горлышка и передала бутылку Уилту. Он нерешительно отпил глоток и с трудом проглотил. Салли заперла дверь и уселась на кровать, потянув Уилта за собой.

— Трахни меня. Генри, крошка, — сказала она и задрала юбку. — Трахни меня так, лапочка, чтобы трусики слетели.

— Это будет непросто, — сказал Уилт.

— Да? А почему?

— Ну, во-первых, похоже, что на вас и нет трусиков, а потом, почему я должен это делать?

— Тебе нужен повод? Чтоб трахнуться?

— Да. — твердо сказал Уилт. — Нужен.

— Повод-довод. Чувствуй себя свободно. — Она притянула его и поцеловала. Чего-чего, а уж свободным Уилт себя точно не чувствовал. — Крошка, да не робей!

— Робей? — переспросил Уилт. — Это я робею?

— Конечно, ты робеешь. Ну ладно, я знаю у тебя маленький. Ева мне говорила…

— Маленький? Что вы имеете в виду под маленьким? — заорал Уилт в негодовании.

Салли подарила ему улыбку.

— Не имеет значения. Не имеет значения. Ничего не имеет значения. Только ты и я и…

— Очень даже имеет значение, — огрызнулся Уилт. — Моя жена сказала, что у меня маленький. Вот я покажу этой глупой сучке, у кого маленький. Я покажу…

— Покажи мне. Генри, крошка. Я обожаю маленькие. Ну, иди сюда, скорей.

— Это неправда, — пробормотал Уилт.

— Тогда докажи, любовь моя, — сказала Салли, прижимаясь к нему.

— Не буду, — сказал Уилт и встал.

Салли перестала извиваться и взглянула на него.

— Ты просто боишься, — заявила она. — Ты просто боишься быть свободным.

— Свободным? Свободным? — закричал Уилт, пытаясь открыть дверь. — Быть запертым с чужой женой в комнате, это, по-вашему, свобода? Шутить изволите.

Салли опустила юбку и села.

— Не хочешь?

— Не хочу, — ответил Уилт.

— Может, ты стесняешься? Ты скажи. Я привыкла к стеснительным. Гаскелл тоже…

— Да нет же, — сказал Уилт. — И я не хочу ничего знать про Гаскелла.

— Ты хочешь минет? Хочешь, чтобы я сделала тебе минет? — Она встала с кровати и направилась к Уилту. Он дико посмотрел на нее.

— Не трогайте меня, — закричал он. — Я ничего от вас не хочу.

Салли остановилась, уставившись на него. Она больше не улыбалась.

— Почему? Потому что у тебя маленький? Поэтому?

Уилт отступил поближе к двери.

— Нет, не поэтому.

— Потому что у тебя не хватает мужества следовать своим инстинктам? Потому что ты психический девственник? Потому что ты не мужчина? Потому что ты не способен взять женщину, умеющую думать?

— Думать? — завопил Уилт, разобиженный пред положением, что он не мужчина. — Думать? Это вы-то думаете? Если хотите знать, я предпочту вам эту пластиковую механическую куклу. У нее в мизинце больше сексуальности, чем во всем вашем поганом теле. Когда мне будет нужна шлюха, я ее себе куплю.

— Ах ты, говнюк, — сказала Салли и изо всех сил толкнула его. Уилт полетел в сторону и столкнулся с боксерской грушей. Затем он поскользнулся на железной дороге и кубарем покатился по комнате. Когда он упал на пол у стены, Салли взяла куклу и наклонилась над ним.

* * *

В кухне Ева, покончив с фруктовым салатом, принялась варить кофе. Вечеринка была просто великолепной. Мистер Осева поведал ей все о своей работе в качестве младшего клерка по культурным делам в ЮНЕСКО и о том, насколько ему эта работа нравилась. Ее дважды мимоходом поцеловал сзади в шею доктор Шеймахер, а мужчина в набедренной повязке с ирландскими сырами прижался к ней куда плотнее, чем требовалось для того, чтобы достать кетчуп. И вокруг было так много ужасно умных людей, и все они так откровенно высказывались. Все было так изысканно. Она выпила еще чуточку и оглянулась, чтобы посмотреть, где Генри. Но Генри нигде не было видно.

— Вы не видели Генри? — спросила она раскрасневшуюся Салли, которая как раз вошла в кухню с бутылкой водки в руке.