Маго забрала детей, всех троих, и пустилась в бега. Она успела сделать из сына своего преемника и сообщила ему о его предназначении – служить Злу. А после умерла в жутких муках от ужасного «священного огня», заживо сгнив за одну ночь…

Адам отогнал нахлынувшие воспоминания и взглянул на бледнеющее небо.

– Слушай, мать, слушай нашу молитву: «Да извратит солнце свой извечный ход, да последует за осенью лето, а за весной – зима. Да превратятся люди в диких зверей. Да совокупится женщина с женщиной, а мужчина – с мужчиной, старик – с молодой, а юнец – со старухой. Да станут короли шутами, а шуты – королями. Да перевернется мир. Да выйдут из земли мертвецы и сойдут в землю живые!»

Он поднялся, сел на коня и надел свой шлем, открыв золоченое решетчатое забрало.

– Мать, приношу тебе в жертву этого юнца. Приношу его слезы и кровь, которые он прольет сегодня, приношу его отчаяние, которое уже охватило его и прекратится только со смертью. Да возрадуется твое сердце!

Адам схватил рог, притороченный к седлу, и протрубил сигнал. После короткой тишины из лесу со всех сторон отозвались другие рога. Этот зловещий глухой рев леденил кровь. Адам крикнул:

– Пошел, Самаэль!

И черный конь рванулся с места вскачь…

Углубляясь в лес, Адам почувствовал, как его охватывает дикое наслаждение. Он любил охоту на человека, потому что лишь это немного успокаивало его; муки, которым он подвергал свои невинные жертвы, позволяли ему на мгновение забыть собственную боль.

Хотя как забыть такое по-настоящему? Ведь рана по-прежнему оставалась в нем. Хуже того – он сам был этой раной! Со времени осады замка Вивре сир де Сомбреном больше не был мужчиной, сир де Сомбреном стал евнухом!..

Наперекор Лилит он решил расквитаться с отцом в его собственном логове. Наперекор Лилит пошел ночью на приступ. Атаку осажденные отбили, а сам он напоролся на один из шипов лабиринта, и пришлось оскопить его. С тех пор в сердце Адама жила только ненависть. В его жизни оставался лишь один смысл: отомстить этим Вивре, истребить всех потомков Франсуа, а если удастся, то и самого Франсуа.

Кроме Адама о его несчастье знала только Лилит. Судя по его наружности, все полагали, что он – ненасытный самец. А дело обстояло совершенно иначе. Подобное увечье вызвало склонность к полноте, и Адам мог справиться с нею, лишь постоянно тренируя мышцы. Потому-то он, бывший когда-то довольно стройным, и приобрел это грузное тело…

Полыхай и его подручные прекрасно знали свое дело. Со всех четырех концов леса охотничьи рога гудели зловеще и яростно. При этом стражники жутко вопили, улюлюкали и колотили мечами по латам. Адам же безмолвствовал, насторожив зрение и слух. Обычно человеческая дичь, поднятая загонщиками, вскоре сама выбегала на него. Конечно, если бы она проявила хладнокровие и, затаившись, не двигалась с места, это бы наверняка спасло ее. Но пока такого не происходило ни разу. Объятые ужасом крестьянские пареньки начисто лишались здравого смысла, словно какая-нибудь олениха или кролик. Адам поймал себя на том, что зазывает свою добычу вполголоса:

– Иди сюда, мой красавчик. Иди сюда!..

И торжествующе ухмыльнулся. О волке речь, а он навстречу… Хотя какой это волк, скорее уж ягненок… Подросток был здесь, среди деревьев. И даже не думал прятаться. Ждал, парализованный страхом, словно мышь перед змеей.

Адам огладил своего черного коня. Став на сторону сил Зла, он из какого-то кокетства решил завести себе скакуна именно такого цвета. И назвал его Самаэлем, как того падшего ангела, спутника Лилит.

Адам приблизился к Колине спокойно, шагом, и только в этот момент юноша решился бежать. Адам неспешно пустил Самаэля вдогонку. У беглеца не было ни малейшего шанса. Потому-то Адам и выбрал этот лес для охоты: деревья здесь нигде не росли достаточно густо, чтобы стать препятствием для коня.

Однако крестьянский паренек решился на отчаянную уловку. В том месте пролегал довольно широкий и глубокий овраг. Мальчик скатился вниз и стал карабкаться вверх по противоположному склону. Разумеется, сир де Сомбреном в своей тяжелой броне не мог последовать за ним. Выбравшись наверх, Колине увидел, что его преследователь разворачивается, и уже вообразил, будто спасся.

Но Адам вовсе не отказался от погони, совсем наоборот. Он остановился, снова развернул своего коня и выкрикнул:

– Р-р-аа, Самаэль!

Затем погнал его к оврагу во весь опор… Конь не дрогнул. Разогнавшись до предельной скорости, на какую только был способен, он оттолкнулся от самого края обрыва и с невероятной легкостью прыгнул. Какой-то миг чудилось, будто черный конь с черным всадником повисли в воздухе. Потом Самаэль упруго приземлился, перелетев на другую сторону оврага.

– Молодец, Самаэль! Черный мой ангел!..

Адам соскочил на землю. Несчастный Колине, окаменевший перед таким дивом, не мог опомниться от потрясения. Он даже не шевельнулся, когда ужасный рыцарь в рогатом шлеме с золотой решеткой на лице приблизился к нему. Адам никогда не пользовался оружием на своей охоте. Зачем? Что такое жалкий кинжал против его доспехов? Железная перчатка сдавила руку Колине. Мальчик упал на колени.

– Пощадите, монсеньор!

– Какой пощады заслуживаешь ты после того, что сделал?

– Но я ничего не сделал!

– Ты отказался стать моим пажом. Сбежал с кинжалом одного из моих стражников. И ты называешь это – «ничего»? Будешь доставлен в Сомбреном и наказан по заслугам.

Колине заплакал. Сир де Сомбреном поднял железный кулак и обрушил на затылок подростка. Затем снял притороченный к седлу Самаэля рог и протрубил несколько раз…

Вскоре все стражники были в сборе. Один из них, достав оленью шкуру с головой и рогами, засунул туда юношу и стал зашивать. Уловка была необходимой. Когда они, возвращаясь в замок, будут проезжать через деревню, крестьяне ничего не должны заподозрить. Впрочем, поскольку такое происходило уже неоднократно, подозрения, в конце концов, все же возникли. Поползли слухи: ведь всякий раз, когда очередного юношу забирали, чтобы сделать якобы пажом в Англии, на следующее утро сеньор возвращался после охоты с крупной добычей поперек седла…

Отряд поскакал к Сомбреному. Утро было уже не раннее, приходилось поторапливаться.

Вскоре после полудня они въехали на землю своей сеньории. В этот ноябрьский день огромные виноградники, составлявшие главное богатство поместья, казались совсем голыми после сбора урожая. Они простирались, насколько хватало глаз, по холмистой равнине. Идиллический пейзаж. Погода стояла переменчивая, солнце сменялось дождиком, и картина в целом навевала что-то ностальгическое.

В замок влетели галопом. Только миновав обводную стену, очень высокую, окруженную глубоким рвом с зеленоватой водой, можно было по-настоящему рассмотреть это место…

Сомбреном представлял собой, скорее, скопление нескольких строений, нежели замок в полном смысле слова. Посредине возвышался господский дом, продолговатое трехэтажное здание, прорезанное красивыми окнами в мелком переплете и все увитое диким виноградом с ярко-красной листвой.