К открытому люку самолета подкатил грузовик со ста пятьюдесятью новыми микроскопами – прямо в коробках. На борт поднялась девушка-грузчик. Это была самая сильная девушка, которую я когда-либо видел, – худая, жилистая, с лицом балтийского типа. Она переносила тяжелые коробки вперед, в кабину пилотов, а когда та заполнилась, стала укладывать микроскопы в проходе. На ней были парусиновые тапочки, синий комбинезон и косынка. Ее руки были мускулистыми, а зубы, как и у таможенника, – из нержавеющей стали. Они сверкали, из-за чего рот выглядел, как деталь машины.

Мы ожидали неприятностей; в конце концов, любая таможня – это неприятность, своего рода нарушение неприкосновенности частной жизни. Мы уже почти поверили в правоту советчиков, которые никогда не были здесь, и были готовы к каким-то оскорблениям или жестокому обращению. Но ничего подобного не произошло.

В конце концов, заполненный багажом самолет вновь поднялся в воздух и полетел к Москве вдоль бесконечной плоской поверхности земли с ее лесами, мозаикой сельхозугодий, серыми деревеньками и ярко-желтыми скирдами соломы. Самолет летел довольно низко, но тут набежала туча, и мы стали подниматься. По иллюминаторам самолета побежали струи дождя.

Бортпроводницей у нас была крупная блондинка с пышной грудью и материнским взглядом. Нам показалось, что у нее единственная обязанность – лавируя между коробками с микроскопами, проносить в кабину пилотов подносы с бутылками розовой газированной воды. Правда, один раз она отнесла туда буханку черного хлеба.

Мы не завтракали и потому проголодались. Никакой возможности подкрепиться не просматривалось. Если бы мы говорили по-русски, то, наверное, попросили бы стюардессу отрезать нам ломоть черного хлеба. Но мы не могли сделать даже этого.

Около четырех часов дня самолет вынырнул из дождевого облака, и мы увидели по левому борту громадную разросшуюся Москву и пересекающую ее реку. Сам аэропорт был огромен. Некоторые взлетно-посадочные полосы имели твердое покрытие, другие, длинные, были грунтовыми. Здесь рядами стояли сотни машин – от старых американских Дугласов C-47 до новых русских самолетов с трехколесными шасси и светлым алюминиевым покрытием.

Когда самолет повернул к новому, впечатляюще крупному зданию аэропорта, мы прильнули к окнам, надеясь увидеть чье-нибудь знакомое лицо, кого-то, кто нас встречает. Шел дождь. Мы вышли из самолета, под дождем собрали в кучу весь багажи почувствовали глубочайшее чувство одиночества. Нас никто не встречал. Вокруг не было ни одного знакомого лица. Мы не могли ничего спросить. У нас не было русских денег. Мы не знали, куда идти.

Из Хельсинки мы дали телеграмму Джо Ньюману, что опаздываем на день, но в аэропорту не было и Джо Ньюмана. Здесь вообще никто нас не ждал. Несколько здоровенных носильщиков перетащили наш багаж на площадь перед аэропортом и теперь ждали оплаты, но платить нам было нечем. С площади куда-то уходили автобусы, но мы даже не могли прочитать, куда именно. К тому же они были настолько набиты людьми и даже обвешаны ими снаружи, что мы со своими тринадцатью местами багажа все равно не смогли бы в них влезть. А носильщики – здоровенные мужики – все требовали свои деньги. А мы стояли голодные, мокрые, напуганные и всеми забытые.

И вот тогда явился нам дипкурьер французского посольства со своей сумкой, и одолжил нам деньги, чтобы мы расплатились с носильщиками, и погрузил наш багаж в машину, которая встречала его. Это был очень хороший человек. Мы были близки к самоубийству, а он нас спас. И если суждено будет когда-нибудь нам снова встретиться с ним, то мы еще раз поблагодарим его. Он повез нас к гостинице «Метрополь», где должен был остановиться Джо Ньюман.

Я не знаю, почему все аэропорты находятся так далеко от городов, которые они якобы обслуживают. Но это так, и Москва не является исключением. Аэропорт отстоит на много миль от города, и дорога к нему идет через сосновые леса, через фермы, через бесконечные грядки с картофелем и капустой. И вели к городу дороги – ровные и ухабистые, а французский дипкурьер знал о них всё. Он послал своего шофера купить для нас какие-нибудь закуски, так что по дороге в Москву мы ели пирожки, маленькие мясные фрикадельки и ветчину. К тому времени, когда машина доехала до гостиницы «Метрополь», мы чувствовали себя уже намного лучше.

Гостиница «Метрополь» оказалась почти гранд-отелем с мраморными лестницами, красными коврами и большим позолоченным лифтом, иногда бегающим вверх-вниз. За конторкой там стояла женщина, которая говорила по-английски. Мы спросили, где наши номера, и она ответила, что никогда о нас не слышала. Так что не было у нас номеров.

И в этот миг нам на помощь пришли Александр Кендрик из Chicago Sun-Times и его жена, которые спасли нас.

– Где же, где, – спрашивали мы их, – где этот… Джо Ньюман?

– А, Джо! Так его уже неделю тут нет! Он в Ленинграде, на пушном аукционе.

Так что не получил Джо нашу телеграмму, ничего не заказал, и потому не было у нас номеров. А пытаться получить номера без заказа – это было просто смешно. Мы думали, что Джо свяжется в России с каким-то агентством, которое все устроит. Но поскольку его тут не было, он не получил телеграмму, и русские тоже не узнали, что мы приезжаем. Только супруги Кендрик радушно встретили нас и пригласили в свой номер, где угостили копченой красной рыбой и дали водки.

Прошло совсем немного времени – и мы перестали чувствовать себя одинокими и покинутыми. Мы решили остановиться в номере Джо Ньюмана, чтобы наказать его. Мы распоряжались его полотенцами, мылом и туалетной бумагой. Мы пили его виски. Мы спали на его диване и в его постели. Нам казалось, что это меньшее, что он может сделать для нас, несчастных. Да, он не знал, что мы приедем, но это совершенно его не оправдывало: Джо Ньюман должен был быть наказан! И вот как-то незаметно мы выпили две бутылки его виски. Надо признать, что тогда мы не знали, какое злодеяние совершаем. Хотя среди американских газетчиков в Москве существовала ощутимая непорядочность и процветал обман, но они никогда не опускались до такого уровня, до которого пали мы. Никогда еще здесь человек не выпивал виски другого человека!..

Мы не знали, какой у нас статус. У нас не было уверенности в том, что мы попали сюда так, «как положено». Мы не знали, кто нас пригласил. Но тут американские корреспонденты, работавшие в Москве, сплотились и поддержали нас – можно сказать, протянули нам руку помощи. И Гилмор, и Стивенс, и Кендрик, и все остальные оказались хорошими, отзывчивыми ребятами. Они пригласили нас на ужин в коммерческий ресторан гостиницы «Метрополь». Так мы обнаружили, что в Москве есть два вида ресторанов: заведения с весьма низкими ценами, где можно поесть по продовольственным карточкам, и коммерческие рестораны, где цены фантастически высоки, а еда примерно такая же.

Коммерческий ресторан в «Метрополе» великолепен. В центре зала бьют вверх струи большого фонтана. Потолок теряет на высоте третьего этажа. Здесь есть танцпол и подиум для оркестра. Русские офицеры, их дамы и гражданские лица с доходами много выше среднего танцевали вокруг фонтана по всем правилам этикета.