Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В Риме камни, из которых сложены стены, так тесно пригнаны друг к другу, что становятся монолитной скалой. Арки акведуков возносят высоко в небо желоба, по которым течет вода, — и так будет вечно. Мертвые у них покоятся в мраморных дворцах. Чтобы память о них жила вечно, их изречения и лица высекают в камне. Римляне поклоняются несуществующим богам, и все их деяния увековечивают в мраморе.
Снова наступила долгая тишина. Потом Герк добавил:
— Здесь все проходит.
— А ты видел, Герк, как дивно блекнут и тают изображения ирисов на стенах наших жилищ, когда их поливает дождь? — спросил Император.
Герк вдруг забеспокоился:
— Сегодня вечером я собираюсь проведать Альтену.
— Я знаю, она ждет тебя, — ответил Император. — Но ты только посмотри, ветер принес мне высохший листок!
* * *
Верные окружали хижину Альтены, точно несли караул. К первым девяти прибавилось еще около пятидесяти новеньких с горящими ненавистью глазами. Они не были похожи на нежных ночных дев, созданных, чтобы любоваться ими и любить. Герк отстранил их и вошел в хижину. Ослепленный сиянием свечей, он остановился на пороге. На него пахнуло влажным жаром, к которому примешивался тошнотворный сладковатый запах. В дрожащем мареве огней смутно прорисовывались очертания. Могила Лиу была открыта и пуста, земля разбросана по краям. Внутри ямы, сохранявшей очертания извлеченного из нее тела, стояла зеленовато-черная жижа. На ложе из папоротниковых листьев лежала обнаженная Альтена. Она почти не изменилась за эти семь лет. Возможно, прежде ее красота была более хрупкой: скорее обещание красоты, трогательное, нежное и волнующее. Теперь это была красота свершившаяся, откровенная, вызывающая и опасная. Красота бескровной статуи. Бледная красота существа, живущего мертвым прошлым. Альтена часто дышала, ее сомкнутые веки трепетали: она знала, что Герк на нее смотрит. Губы быстро двигались, точно она спешила что-то кому-то рассказать. Безмолвный монолог, который никогда не прозвучит и никогда никем не будет услышан. Нет, это не запах действовал так тягостно. Тишина.
Тело Лиу, вытащенное из могилы, лежало рядом с Альтеной.
Между костями с обрывками кожи тянулись жгуты вязкой тины, голова с ввалившимися пустыми глазницами была повернута к Альтене и смотрела на нее черными дырами.
* * *
Сколько времени стоял Герк, не в силах шелохнуться? Несколько мгновений? Сотню лет? Наконец он повернулся и вышел. Наступила ночь. Не оборачиваясь, Герк зашагал в сторону города. Издали доносились протяжные крики ночных стражей:
В Риме
Струящийся поток
Поднят высоко над землей
Он опирается на каменные своды
На прочные каменные своды
Высоко над землей
В Риме
Герк вошел в дом, который покинул семь лет назад. Двери и ставни были плотно закрыты, веранда, смотревшая на канал, и маленький причал не пострадали от времени. Никто в дом не заходил, никто ни к чему не прикасался. Даже коллекция раковин вместе с маленькой синей ракушкой лежали там, где Герк их оставил.
Все было на своих местах, но все безмолвствовало.
Герк бросился на свою кровать и забылся тяжелым сном. Ему хотелось не просыпаться.
* * *
В ту ночь Герку привиделся первый кошмар. Крики его были пугающими. В промежутках воцарялась леденящая душу тишина, еще более страшная, чем сами крики. Сердце замирало и не решалось биться в ожидании следующего вопля.
Едва ли мы можем представить себе, что ему снилось. Мы приручили молнию, замаскировали и приукрасили смерть, но мы напрочь забыли о ночных кошмарах, с которыми каждый остается один на один.
Прежде день и ночь в Аквелоне жили дружно. Но когда Герк принялся кричать, каждую ночь, всю ночь напролет, тьма стала набрасываться на город, как дикий зверь.
Едва начинало смеркаться, в палаточном лагере воцарялась тишина. Никто не смел войти в царство грез через врата сновидений, все сидели, боясь сомкнуть напряженные веки, и ждали. Ожидание длилось долго, ночь казалась необитаемой, как вдруг издалека доносился первый вопль ночного кошмара. Казалось, кому-то вгрызаются в горло. Подходило время второй стражи, но ночные дозорные молчали. Только Водяные Куранты чуть слышно перебирали колокола. Эта музыка, когда-то столь всеми любимая, теперь звучала зловеще.
* * *
Утром Герк не помнил сновидений. Он был единственным, кто не слышал криков. С удивлением он обнаруживал, что постель его перевернута и влажные от пота простыни разодраны в клочья, точно на кровати происходила борьба. Герк чувствовал себя смертельно уставшим, разбитым, на душу словно тяжелый камень давил. Тогда он выходил из дома и отправлялся бродить по городу. Но все, что он видел, причиняло боль. Развалины бередили в нем старые, начинавшие кровоточить раны. На пустырях валялись обломки каркасов и грязные лохмотья — все, что осталось от световых заслонов, которые он так когда-то любил за радовавшие глаз пейзажи. Пустой желудок сводило от подступавшей тошноты.
Он не мог понять, что держит его в Аквелоне. Каждый день собирался уйти и вернуться в Рим — да ноги не слушались. С утра до вечера он слонялся по улицам, чаще всего в районе порта, и ел сырую рыбу, которую издали бросали ему рыбаки. Никто не отваживался подойти к нему. Женщины обходили его стороной. Когда наступал вечер, он всякий раз думал пойти к Альтене, поговорить с ней, напомнить о данном ему когда-то слове. Но вместо того чтобы направиться к хижине Лиу, почему-то возвращался домой, падал на кровать и снова оказывался в сумрачных тисках ночи.
* * *
Все семь лет Альтена была одержима одной-единственной мыслью — отомстить за Лиу. Она знала: Герк, вернувшись, потребует, чтобы она была с ним. И хотя слово она дала Лиу, а не Герку, было ясно, что Лиу все рассказал брату. Отрицать правду было невозможно. И тогда Альтена придумала чудовищную, немыслимую, непоправимую вещь. Нечто такое, что оттолкнуло бы от нее Герка. Желание осуществить задуманное наполняло ее звериной радостью, давало силы жить. Она стала заботиться о своем теле, чтобы быть прекрасней всех, когда Герк вернется. Она продумала и подготовила все до мелочей. О возвращении Герка ее предупредили шпионки. Тогда она велела вытащить из могилы и положить на постель останки Лиу, а сама легла рядом. Она не испытывала при этом отвращения — напротив, на нее снизошло такое счастье, точно Лиу — хотя от него остались только кости с лохмотьями кожи, — точно Лиу был божеством. Сладковатый запах разлагающегося трупа казался ей восхитительным. Когда Герк вошел в хижину, она прильнула к Лиу всем телом. Герк остановился как вкопанный, постоял, а потом ушел, неся в душе смертельную рану. От сознания победы радость в душе Альтены сменилась ликующим торжеством, и она, склонив голову на плечо мертвеца, забылась блаженным сном, свободным от видений.
Почитательницы Альтены упали на колени. Их губы задвигались в беззвучной молитве. Нельзя было уловить ни звука, ни вздоха, даже стук их сердец не был слышен. Так простояли они в молитвенном экстазе всю ночь. Ничто не нарушало тишины. Лишь изредка начинала невыносимо трещать свеча, и от этого звука, похожего на скрежет ногтей по стеклу, нервы натягивались до предела.