Войдя в парадную, он хлопнул дверью и стал не спеша подниматься по лестнице. Возле своей квартиры позвонил.

Пока мама шла к двери по коридору, Костя ритмично бил ведром о перила лестницы.

Из соседней квартиры выглянула соседка и завопила на весь подъезд:

– Это что ж за бандит такой растет? Чего гремишь пустым ведром? По голове своей пустой постучи, может, дырку пробьешь, да ум через нее попадет…

Мама открыла дверь и, заискивающе улыбаясь, сказала:

– Прости, пожалуйста, Валечка.

Костя вошел в квартиру и направился в кухню, чтобы поставить ведро.

– Ты в тапках на помойку ходил? Куда теперь в них собрался? Иди тапки отмывай, я только что полы намыла. И за что мне такое наказание?

Мама тяжело села на табуретку и разрыдалась:

– Ведь все для тебя! Для себя не живу. Все тебе отдала!

Костя долго отмывал тапки, оттягивая момент встречи с мамой возле помойного ведра.

– Измываешься надо мной? – крикнула мама, – чего молчишь?

Костя вышел из ванной и обул тапки.

– Куда мокрые обуваешь? Совсем не соображаешь ничего? На батарею поставь!

Костя снял тапки и понес их к батарее в кухню.

– Я что тебе сказала?

Костя остановился. Ему хотелось ругаться, но он знал, чем это грозит, а грозит это мамиными слезами, и Костя будет потом долго мучиться угрызениями совести.

Чтобы уйти от этих мучений, Костя сжимал скулы, загоняя все чувства и эмоции внутрь, туда, где всем этим, словно игрушками, развлекался монстр, то самое чудовище, которое, устав, снова затребует пищи…

– Издеваешься?

Костя стоял с тапками в коридоре, не понимая, чего от него хотят.

– Ты совсем глупый?

Мама выхватила у Кости из рук тапки и сунула их за батарею в ванной.

После этого мама сходила в комнату и принесла оттуда носки. Швырнув их в Костю, она сказала:

– Одевай!

Костя сел на край ванны и поднял ногу, чтобы надеть носок.

– А стульев нет, что ли?

Костя прошел в кухню и сел на табуретку. Хотелось плакать, но плакать мужчине не прилично. Об этом он узнал в детском саду, когда какая-то девочка ударила его кружкой по голове.

Мама хлопотала возле плиты, приговаривая:

– Варишь, жаришь, моешь, убираешь…

Эти обвинения, словно железные прутья, запирали Константина в клетку чувства долга.

Эта материнская забота связывала, словно липкая паутина, и Константин вязнул в ней, чувствуя ложь, ненавидя эту ложь, но, не имея достаточно ума, чтобы дать всему происходящему настоящее название, сдавался, молча принимая эту ложь за любовь, понимая, что мать решает свои проблемы за счет него и комфортно чувствует себя, готовя для него, убирая для него, требуя с него. Да, у нее все правильно…

Мать бормотала:

– Благодарности и помощи никакой! Я когда-нибудь махну на тебя рукой, и живи как хочешь, кому только нужен будешь? Так, как мать, никто любить не будет! Запомни!

Раздался звонок в дверь.

– Кто это? – спросила мать и пошла открывать, на ходу сказав:

– Ну-ка, ведро поставь на место.

Щелкнул замок в двери.

– Галина Павловна, здравствуйте! Костя! Учительница твоя пришла!

– Здравствуйте, Мария Петровна, – послышался голос учительницы, – я пришла поговорить о Косте.

– Проходите, пожалуйста, в комнату. Извините, у меня не прибрано, знаете, с мальчиком трудно навести порядок.

Костя вышел из кухни в коридор, опустив голову.

Мать сказала:

– Посуду он мыл. Мне помогает.

Учительница улыбнулась:

– Видите, даже не здоровается.

Мама покраснела.

– Здравствуйте, – сказал Костя и вернулся в кухню.

Галина Павловна прошла в комнату, села удобно на диван и начала:

– Дело в том, что сын ваш Константин не всегда выполняет домашнее задание, не слушает учителей на уроках. Он скатывается, а не глупый ведь мальчик. Обидно ставить четверки, когда могли бы быть пятерки. Вы видели его отметки за эту неделю?

– Да, конечно, я проверяю регулярно дневник и тетради.

– Почему же меры не принимаете никакие? Вы знаете, он на уроках только в окно смотрит. Ворон там считает или еще что, только учеба мало его интересует.

– Я делаю все, что могу, и в строгости держу всегда, даже не понимаю, откуда все это…

Почему-то Константин вспоминал это именно сейчас, идя к дому и еле передвигая ногами.

Из кармана штанов торчало горлышко бутылки. Ее наличие вселяло надежду на скорое получение порции удовольствия и радости, а значит, еще жив, еще не помер.

– «Врагу не сдается наш гордый “Варяг”! Пощады никто не желает…» – громко запел Константин на весь двор.

Константин подходил к дому.

Там его ждала жена. Женщина. Женщины приносят страдания и муки. Они уничтожают все мужское и самих мужчин с первых часов их появления на свет. Этот урок Константин усвоил хорошо.

– Эти врачихи, заглядывающие в самые интимные места; эти воспитатели, орущие на всю группу; эти училки, унижающие при девчонках; мать, включающая свет среди ночи, чтобы увидеть, чем он занят… бабы они и есть бабы!

Константин ненавидел женщин и еще больше он ненавидел себя за то, что его к женщинам влекло.

Константин хохотал на работе над грязными анекдотами, он присвистывал вслед коротким юбкам и обтянутым джинсами бедрам, доказывая себе и всем, что ничего другого в женщине искать не приходится и ни на что другое этот пол не годен.

– Курица не птица, и баба не человек, – бубнил Константин.

– Нельзя ли не выражаться? – услышал он женский голос.

Константин поднял голову и увидел женщину с ребенком на руках.

– A-а… еще одна правильная! У вас все чистенько, все по полочкам… тьфу!

– Хам!

– Баба! Ты, малыш, не бойся ее, мы еще покажем, кто тут главный! – обратился Константин к ребенку.

Мальчик на руках у женщины заплакал, и женщина, прижав его к груди, поспешила уйти.

А в клетке билась птица.

– Отпусти ее, пусть летит, открой дверцу, – плакал Пашка, сосед Кости по лестничной площадке.

Костя открыл дверцу и просунул руку в клетку. Птица трепыхалась, и Косте пришлось сильно сжать ее.