Наталия высвободила руку и встала.

– Я уеду рано утром. Я об этом подумаю, хорошо?

Она наклонилась ко мне, ее лицо оказалось меньше чем в футе от меня. Она положила ладонь на мою щеку.

– Тебе тоже следовало бы подумать об этом. Возможно, завтра ты отнесешься к этому иначе.

Я в этом сомневался.

Наталия поцеловала меня в лоб, а я положил руку ей на шею, заставляя ее губы задержаться на моей коже. Она чуть приподняла голову, ласково провела большим пальцем по моей щеке.

– Позаботься о своих мальчиках, Карлос. И береги себя.

– В последнее время это было нелегко.

– Я знаю. Но попытайся. Если я тебе понадоблюсь, я буду в своей комнате внизу, а так – увидимся утром. – Она подошла к двери, ее босые ступни шепотом прошлись по полу. – Спокойной ночи, – сказала она.

– Спокойной ночи, Нат.

Настоящее время

22 июня

Лос-Гатос, Калифорния

Джеймсу следовало догадаться, что возвращение в дом детства вознаградит его беспокойной ночью. Он то засыпал, то просыпался. Холодный, мертвенно тихий дом, слишком большой для трех человек, не давал ему спать. Как и слишком активный мозг.

Джеймс ворочался в кровати, простыни обвились вокруг его ног. Его тревожило, как сыновья адаптируются в новой стране. Он волновался, что они никогда не увидят в нем отца, которым он когда-то был для них. Он стал параноиком, ему казалось, что Фил идет по коридору. Джеймс не мог позвонить единственной женщине, с которой он хотел поговорить больше всего, той, с кем он раньше разговаривал каждый день.

Джеймс застонал и вскочил на ноги. Прошлепал босиком по дому, трижды проверил все запоры, потом изменил настройку термостата. Ожили вентиляторы. Лопасти поскрипывали, разгоняя воздух, стирая давящую тишину в доме. Возможно, белый шум поможет ему заснуть. Джеймс очень скучал по шуму океана за окнами спальни.

Ему не хватало Эйми.

Воспоминание грациозно скользнуло в мозг, как двигалась в его объятиях сама Эйми, когда они танцевали. И вдруг она снова оказалась с ним рядом, в его объятиях. Он кружит ее в переполненном зале на свадьбе Ника и Кристен. Ее ослепительная улыбка предназначается только ему.

– Я люблю тебя, – говорит она.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но в столовой прозвонили часы. Джеймс напрягся, потом вздохнул. Желание не осуществилось. Он ударил кулаком в стену. Не настолько сильно, чтобы причинить себе вред, но с достаточной силой, чтобы воскресить напоминание о том, что он один в этой новой жизни. Ему не на кого было положиться, не на кого опереться так, как большую часть его жизни это было с Эйми.

«Господи, как же мне ее не хватает».

Он потер живот, чтобы унять боль, и вернулся в гостевую спальню, где он спал или пытался уснуть. Джеймс включил ноутбук и запустил браузер. Ему следовало бы заглянуть на сайт поиска коммерческой недвижимости. Но ради чего? У него не было никакого желания писать картины, а если не писать, то и нечего выставлять и продавать. Следовательно, он должен найти работу. На жизнь им пока хватит денег от продажи доли в «Донато Энтерпрайзес», но они когда-нибудь закончатся.

Джеймс зашел на сайт поиска работы и уставился на главную страницу. Он вышел из Стэнфордского университета с двумя степенями, по финансам и истории искусства. Так как отец ждал, чтобы он занялся семейным импортно-экспортным бизнесом, Джеймс выучил испанский. Благодаря опыту в «Донато» у него более чем достаточная квалификация, чтобы претендовать на высокие управленческие должности. Он мог получить диплом, дающий право преподавать искусство в старших классах школы или в колледже.

Обе идеи показались ему в высшей степени непривлекательными.

Джеймс открыл новое окно браузера и обнаружил, что смотрит на спутниковое изображение Лос-Гатоса. У него два сына, которых надо растить, ему нужно найти работу, он хочет купить новый дом, и определенно нужно сменить машину. Ему по-настоящему нужно снова заняться живописью. Но у него нет ни малейшего желания заняться чем-то другим вместо того, чтобы разглядывать тот дом, который когда-то принадлежал им с Эйми. Он уже не в первый раз рассматривал этот дом, бунгало с тремя спальнями и двумя ванными комнатами в самом центре города. И Джеймс сомневался, что делает это в последний раз.

Он увеличивал снимок до тех пор, пока линия крыши не заполнила экран. Джеймс не узнал машину на подъездной дорожке. Платаны на заднем дворе слишком сильно разрослись, трава сгорела на солнце. Его указательный палец беспорядочно постукивал по краю ноутбука. Ему не понравилось плохое состояние двора, и он гадал, не постигла ли та же участь дом внутри.

В этом доме они с Эйми собирались растить своих детей. У них были масштабные планы по расширению – достроить второй этаж и сделать пристройку сзади. Предполагалось, что с годами они будут любить друг друга сильнее и состарятся вместе. Вместо этого она вышла замуж за другого мужчину, и теперь у нее дочь.

«Как она назвала свою малышку?»

Джеймс выругался про себя и захлопнул крышку ноутбука.

Слава богу, Эйми больше не жила там. Он не знал, как реагировать на то, что она с другим мужчиной. Но, черт подери, он чувствовал себя как преследователь, когда искал с помощью Google ее или ее дом. Или ее кафе. Джеймс не мог с этим справиться. Тот же голод, который заставлял его писать картины, теперь заставлял узнавать об Эйми все, что только возможно.

Он не заслужил ее, и в самой глубине души понимал, что должен положить конец этой одержимости ею. Но и с этим он не мог справиться. Джеймс хотел, чтобы она вернулась, ему нужно было, чтобы она вернулась, точно так же, как нужен был воздух, чтобы дышать.

* * *

После утренней прогулки с сыновьями по заповеднику за домом, Джеймс оказался на тротуаре у «Кафе Эйми». Он не собирался заходить туда, но ближайшее свободное место для парковки было через три дома, а мальчики проголодались. Вернее, они умирали от голода, как уточнил Марк во время их экскурсии. Время завтрака давно миновало.

Над головой скрипнула вывеска, и Джеймс поднял глаза. Он мгновенно узнал логотип. Кофейная кружка под похожим на торнадо завитком пара. Джеймс сам набросал его, примитивный рисунок, далекий от того, что он мог бы придумать. Но ему хотелось подогреть интерес Эйми к открытию собственного ресторана, тогда как сам планировал открыть художественную галерею. В то время они оба работали на своих родителей. Джеймсу даже в голову не приходило, что Эйми использует этот простой набросок, но это глубоко тронуло его. Как будто она вплетала частицы Джеймса в свои мечты.

Одетый в мятую рубашку, шорты-чино и шлепанцы, Джулиан провел рукой по лицу и заглянул через стекло.

– Выглядит хорошо. Давайте поедим здесь, – сказал он по-испански, откровенно игнорируя просьбу Джеймса говорить по-английски. Занятия в школе начинались через два месяца, поэтому детям следовало привыкать постоянно говорить на английском.