– Есть что-нибудь еще, что я могу для вас сделать, сэр? – Да. Мне надо в Сектор 17.

– Сектор 17… – повторяет Распер. Следует короткая пауза. – Я могу проводить вас туда, сэр. Если таково ваше желание.

– Именно таково, – отвечаю я. Хотя сама мысль об этом месте наполняет меня ужасом.

Когда мы вываливаемся из ангара, в голове раздается жужжание на высокой, на грани слышимости, частоте. Калиф несется ко мне вприпрыжку, его нос подрагивает, хвост стоит торчком.

Высоко над нами, выписывая широкие круги, парит большая стая блескорылов. Воздух полон их гулких кличей. Скользя над мерцающими куполами, они всасывают рассеянные облака «блестящего потока» своими длинными хоботками.

Только один блескорыл не в воздухе. Мой блескорыл. Он по-прежнему сидит на крыше ангара, где я его оставил, глядя то в мою сторону, то в сторону стаи. Наши взгляды встречаются. Его маленькие красные глазки сужаются.

Он слетает на землю в мою сторону. Подхожу к нему и обнимаю за шею. Он снова смотрит на остальных блескорылов, мне видится грусть в его глазах. Затем опять поворачивается ко мне и приподнимает голову.

– Спасибо, – говорю я. В горле ком. Потом машу на него руками. – А теперь лети. Лети!

Блескорыл смотрит на меня еще мгновение, затем вдруг отворачивается, подается вперед, его крылья вздымаются, он поводит ими из стороны в сторону и, резко опустив их с громким хлопком, взмывает высоко вверх и присоединяется к стае.

Я поворачиваюсь к Расперу.

– Сектор 17.

– Есть Сектор 17! – отзывается он. – Следуйте за мной, сэр.

Мы отправляемся.

Поначалу робот вызывает у Калифа подозрения. Он смотрит на него с опаской. Забегает с обеих сторон, рычит и скалит зубы. Распер не обращает на него никакого внимания. Наверно, он просто не запрограммирован на подобные реакции.

Наконец Калиф успокаивается. Или, вернее, выдыхается. Он вскарабкивается по моей спине и засыпает у меня на плечах.

Мы продолжаем бодро шагать, пересекая по диагонали хитросплетения ярко освещенных куполов, между которых змеятся силовые кабели. Вскоре блескорылы остаются позади. Я оглядываюсь – но не могу больше различить спасенного мной.

Снова вглядываюсь вперед. Перед нами – самая странная застройка, какую я когда-либо видел. Десятки округлых, скособоченных жилых кабинок-домиков слеплены вместе, образуя большую комковатую массу, вздымающуюся над землей на серебристых опорах. Они напоминают облака испарений над конвекционными озерами. Высоко вверху проложены дорожки, соединяющие гроздья этих домиков, а к каждому круглому окошку приделано по балкону. Внизу, в тени, отбрасываемой зданиями, – бассейны, скамейки, замощенные площади…

И все это разрушено и разбито.

Автоматические ставни на окнах сломаны. Свисают покореженные металлические балки. Целые куски стен обвалились, выставляя напоказ спальные коконы, рабочие станции, кресла-трансформеры, светильники и душевые – словом, все то, что некогда делало это пространство обитаемым. А теперь оно давно заброшено, целиком и полностью.

Я не удивляюсь. Это все Восстание. Надо будет потолковать с Полумертвыми, чтобы узнать подробности. Но что бы там ни было в прошлом, настоящее здесь безрадостно, и я готов дальше идти за Распером в Сектор 17, чем бы это место ни являлось. Вдруг что-то привлекает мое внимание.

Свет на втором этаже. Мечущийся из стороны в сторону. Это фонарик.

Лучше бы мне не реагировать. Повернуться и убраться прочь, причем поскорее.

Но я не делаю этого. Не могу. Зоидам свет не нужен.

Он нужен людям.

– Подожди-ка, – говорю Расперу и принимаюсь карабкаться по дорожке, змейкой обвивающей одну из широких серебряных опор.

Опора со всех сторон испещрена следами пуль. Сама дорожка в пробоинах. Добравшись до верха, заглядываю в ближайший домик. Мебель закопчена, бытовая техника разбита, коммуникации свисают плетями. Есть и кое-что более личное.

Треснувшая пиктография улыбающейся семейной пары. Какой-то игрушечный зверек, с голубым мехом и длинной шеей.

Разбитая кружка с сердечком – тоже разбитым – на боку.

Меня переполняет жалость к этим людям, умершим сотни лет назад. Или вынужденным уйти. Ведь это мои предки. Кто они были? Что с ними стало? Что они почувствовали, когда осознали, что зоиды взбунтовались против них?

Откуда-то спереди доносится скребущий звук. Ловлю тепловой сигнал и вижу сноп света, бьющий из домика справа.

Мой собственный тепловой сигнал подавлен, но я, должно быть, тоже произвел какой-то шум.

– Кто здесь?

Это голос человека. Мужчины. Не тороплюсь отвечать. Достаю лазерный резак из ножен – вот он и пригодился. Отступаю в тень и замираю: жду, пока человек – если это человек – выдаст себя.

Я не хочу ничего предпринимать, пока не удостоверюсь.

Человек появляется в дверном проеме. Свет фонаря превращает его в силуэт.

– Я человек, и ты, полагаю, тоже. Не волнуйся. Зоидов-киллеров здесь нет.

Делаю шаг вперед. Свет на мгновение ослепляет меня, потом луч упирается в пол. Все погружается в полумрак.

Мужчина, стоящий передо мной, высок и крепко сложен. У него широкие плечи, толстая шея, большие руки. В одной из них он сжимает фонарик, в другой – что-то вроде пульсера, который сейчас направлен на меня. Он кивает на лазерный резак в моей руке.

– Собрался что-то подрезать? Пожимаю плечами.

– Убери это, сынок, – говорит он, пряча собственное оружие.

У него густая копна черных волос с проседью. Борода и усы. Пронзительные голубые глаза. Он тоже делает шаг вперед, выпрастывает ладонь из рукава комбинезона.

– Ну, здравствуй, пришелец. Меня зовут Дейлом.

Он крепко хватает мою ладонь и энергично встряхивает.

– Йорк, – отвечаю я.

– Йорк, – повторяет он. Затем кивает вниз на Распера, который так и стоит там, где я его оставил, у подножия колонны. – Пи‑Эйч‑27‑Эль. Давненько не попадался.

За его плечами возникает какое-то движение, и в проеме появляется еще одно человеческое существо. Девушка.

– Это Бель, – представляет ее Дейл, не оборачиваясь. – Скажи Йорку «привет», Бель.

Девушка глядит на меня. У нее лицо сердечком, зеленые глаза. Она кивает, и при этом темные волосы, коротко остриженные в каре, колышутся взад-вперед.