Улыбка Криспина поблекла.

— Если вы не намерены меня нанимать, то незачем понапрасну тратить мое время.

Она пренебрежительно махнула левой рукой. Надменной искоркой сверкнуло золотое кольцо.

— Я поинтересовалась лишь оттого, что не склонна впадать в легковерие.

— О да. В таком случае зачем вы здесь? Без сопровождения.

Женщина повернула голову и взглянула в упор.

— Самой себе я доверяю.

Криспин опустил голову. Про себя он такого сказать не мог. В памяти всплыла недавняя сцена: Филиппа обнаженная в объятиях нетерпеливого любовника, и у него вновь зарделись щеки.

— Довериться кому-то так и так придется, коли хотите получить ту помощь, о которой упоминали. — Он отошел подальше и встал по ту сторону стола. — У меня нет доказательств результатам моих усилий, если не считать честного слова других людей. Я вообще не из тех, кто выпячивает собственные заслуги.

Филиппа в очередной раз неторопливо смерила его взглядом. Она не улыбнулась, хотя ее настороженное отношение несколько помягчело. Если не сказать ослабло. Она прикусила нижнюю губу и отвернулась, уже не разыгрывая из себя гранд-даму. Сейчас Филиппа напоминала просто испуганную девушку.

— В моем Доме спрятано нечто опасное и странное, — произнесла она хрипловатым голосом. — Именно поэтому, как мне представляется, был убит мой муж. Я хочу, чтобы вы нашли эту вещь и избавились от нее.

Криспин нахмурился:

— Почему вы не рассказали об этом шерифу?

Филиппа холодно рассмеялась:

— Тешу себя мыслью, что умею читать характер человека, мастер Криспин. И обладаю знанием людской натуры. Из двух возможных кандидатур я предпочла остановиться на вас.

Криспин тоже разбирался в людях, по крайней мере надеялся на это. И еще умел расшифровывать интонации. Он вновь отметил, что ее говор не вполне соответствовал статусу. Да и витиеватая речь казалась слишком уж нарочитой.

— Нет необходимости разыгрывать мелодраму, — сказал он, пересек комнату и принялся кочергой ворошить угли в очаге.

Огонь вспыхивать отказывался. Тогда поверх углей он положил несколько поленцев и принялся дуть в надежде, что дрова займутся. Впрочем, добившись своего, он продолжил тыкать кочергой в огонь, давая себе время поразмыслить.

Филиппа неспешно приблизилась к очагу, шурша складками пышного платья.

— Вы не понимаете. Даже вообразить себе не можете. Они убили несчастного Николаса. О, и зачем я только согласилась держать это в доме…

Она зябко обхватила себя за плечи, хотя к этому моменту огонь успел разгореться.

Криспин отошел к дальнему окну и захлопнул ставни. Впрочем, не до конца, и ветер теперь посвистывал через небольшую щель.

— «Они»? Кто именно? Ваш любовник?

— У меня нет любовника.

Он покачал головой и сложил руки на груди.

— Вы опять за свое? Что ж, в этой игре я мастер, и вот вам шах и мат. Я видел вас обоих в «Чертополохе». В комнате, что наверху. — Криспин многозначительно вздернул брови. — Я видел, что там происходило. Мне продолжать?

Выражение ее лица не изменилось, разве что стало более надменным.

— Мастер Гест, я выкроила время на посещение вашего… обиталища. И время мое крайне ограничено.

— Вы держите сторону убийцы?

Она отвернулась, и теперь Криспин мог видеть только нежную щеку да косичку, заплетенную кольцом над розовым ухом.

— Я держу сторону моего мужа. Хотя сейчас он в этом не нуждается. — Женщина резко обернулась. — С какой стати было его убивать? В чем тут выгода?

— Ну как же, в этом случае вы бы безраздельно принадлежали своему любовнику.

Филиппа помотала головой:

— Вздор. Он не хотел, чтобы…

Она запнулась и поджала губы. А через пару секунд слегка улыбнулась.

— В таком случае у меня есть другой вопрос, — сказал он, внимательно следя за ее реакцией. — Вы его убили?

Улыбка исчезла.

— Нет!

Криспин сделал шаг к Филиппе. Выражение ее лица не изменилось. Она явно отдавала себе отчет в происходящем и, подобно дикому зверьку, настороженно следила за поведением Криспина. Одно плечо приподнялось, подбородок опустился, Филиппа бросила на него косой взгляд из-под полуприкрытых ресниц. Он ощутил слабый, сладкий аромат цветов бузины[11]и невольно нагнулся еще ближе.

Взгляд Филиппы, казалось, нес с собой приглашение к тайне, которую она пока не хотела раскрывать. Криспин помимо своей воли утонул в блеске этих глаз.

— Я знаю, что могу вам довериться, — хрипло промолвила она.

Неужели эти губы в самом деле не дано целовать другим мужчинам? Криспин попробовал вообразить, какой на вкус может быть ее поцелуй… насколько мягкие ее губы… А действительно: они мягкие и сочные — или же просто влажные и неотзывчивые? Хочется узнать. Хочется попробовать их на вкус, впиться в них зубами, ощутить их прикосновение по всему телу… как опадающие лепестки… Интересно, а она сейчас то же самое чувствует?.. И тут он вздрогнул, вспомнив про ее мужа.

Криспин выкинул из головы подобные мысли и отступил на несколько шагов.

Филиппа сделала глубокий вдох, лицо обрело строгость.

— То, что я собираюсь вам открыть… попросту невероятно. Но вы должны этому поверить. Иначе все теряет смысл, и мне лучше сразу уйти.

— Как я могу что-то обещать, пока не узнаю, в чем дело?

Она не отрываясь смотрела ему в глаза, словно притягивая — и даже встряхивая, заставляя слушать.

— Вы верите в силу святых реликвий?

Криспин потер затылок, смахивая дождевые капли.

— Ну, пару-тройку раз доводилось с ними сталкиваться. — Он кивнул. — Но вот насчет их силы я не уверен.

— Вы обязаны в это уверовать… Когда-нибудь слышали о «верониках»?

— Э-э… выражение «плат Вероники» мне знакомо…

— Да-да, я именно об этом. Только их имеется несколько. Название взято из латыни и греческого — vera icona, — что означает…

— «Истинный образ», — закончил за нее Криспин. — Да, госпожа, мы тоже знаем языки.

Она кивнула.

— Существует один плат Вероники, тот самый, который держал в своих руках наш Спаситель. Женщина по имени Вероника предложила платок Господу, чтобы Он смог отереть пот и кровь с лица в крестном пути на Голгофу, и лик Господень чудесным образом запечатлелся на ткани…[12]А еще есть другая «вероника», Его погребальный саван, который принято именовать плащаницей. Но все дело в том, что были и другие, более ранние «вероники».