И буквально в следующую секунду из-под матраса выбралась Кэнди, вся красная от стыда. У нее было только одно желание — бежать отсюда скорее, бежать от такого позорища.

Свитер и юбку она натянула на раз-два-три. Нет! — сказала она себе, выбегая за дверь. Ничего этого не было! Ничего этого не было… просто не было!

Какое-то время матрас еще прыгал вверх-вниз и, наконец, отлетел в сторону — после особенно резкого толчка. Но под одеялами и простынями еще продолжалось яростное сражение. Все дело в том, что дядя Джек мертвой хваткой вцепился в медсестру и не собирался ее отпускать, уверенный, что это Кэнди.

— Согрей меня! — кричал он исступленно, не ведая о своей роковой ошибке. — Подари мне свое тепло! — Он зажал между ног предплечье дородной медсестры, которое из-за его полноты принял за бедро племянницы. — Да! Подари мне все свое ТЕПЛО! — он едва не задохнулся в экстазе, потому что оргазм уже почти грянул.

Хотя медсестра и была сильной женщиной, ей все-таки не удалось выдернуть руку, зажатую, словно в тисках. Но зато ей удалось нащупать свободной рукой какую-то металлическую штуковину на полу (а именно, подкладное судно), и она принялась с истеричными воплями колотить насильника по голове этой штукой, и, в конце концов, все-таки вырвалась — а вернее сказать, дядя Джек как-то разом обмяк, его напряженные мышцы расслабились, и он сам отпустил ее руку.

Поднявшись на ноги, медсестра достаточно быстро пришла в себя и немедленно приступила к исполнению своих профессиональных обязанностей — она вообще была женщиной рассудительной и очень ответственной и терпеть не могла беспорядок. Она подняла перевернутую кровать, положила на место матрас, застелила постель, а потом одним мощным рывком подняла дядю Джека с пола — ни на секунду не усомнившись в том, что это мистер Кристиан, — уложила его на кровать и надела на него пижаму.

Убравшись в палате и оставшись вполне довольной результатами своих усилий, она на секунду задумалась и растерянно оглядела комнату. Она так толком и не поняла, что случилось… несомненно, здесь была девушка, которая прелюбодействовала с… с пациентом… но куда она делась теперь?

Одно было вполне очевидно: рана на голове пациента открылась и кровоточила, и ее надо было немедленно перевязать. Медсестра тяжко вздохнула, быстро взглянула на своего незадачливого насильника и пошла за бинтами и антисептиком.

А пациент лежал и улыбался, хотя и был без сознания — все той же блаженной улыбкой, озарявшей его лицо чуть ли не ангельским светом.

В ту ночь Кэнди спала как убитая и замечательно выспалась. Утром она приняла душ и спустилась на кухню позавтракать, вся такая умытая, свежая и отдохнувшая.

Она сразу включила радио, чтобы послушать свою любимую утреннюю музыкальную программу «Симфония на рассвете». Передавали «Чудесного мандарина» Бартока.

— Блин! — с досадой воскликнула Кэнди, сообразив, что она пропустила вступление, где тревожные переливы мелодии буквально бьют по нервам, и потрясающе нестройный фрагмент, когда разбойники убивают старого сексуального извращенца.

Пока Кэнди резала хлеб и закладывала его в тостер, оркестр как раз доиграл аморфный, расплывчатый вальс сифилитической проститутки, и сейчас должна была начаться сцена, когда убивают старого мандарина, закалывают и душат под страдальческую какофонию звуков, но тут зазвонил телефон…

— Алло? — это была тетя Ливия. — Дядя Джек не у вас?

— Ой, — воскликнула Кэнди, ужасно смутившись. Она благополучно вычеркнула из памяти весь кошмарный вчерашний день, но теперь, когда она услышала голос тети Ливии, воспоминания вернулись и обрушились на нее все разом: и неприятная сцена с Кингсли в «Доме у дороги», и что было потом, в больнице… Почему она это позволила… Разве так можно?!.. Но дяде Джеку было так плохо… и она была так нужна ему, так нужна… так мучительно… и пронзительно…

— Пожалуйста, если тебе не трудно, передай ему трубку, — сказала Ливия.

— Вы о чем, тетя Ливия? Я не понимаю, — Кэнди и вправду ничего не понимала.

— Видишь ли, я тут совершенно случайно заметила, что мой муж сегодня не ночевал дома, — ответила Ливия с неприкрытым сарказмом. — И по какой-то необъяснимой причине мне пришло в голову, что он может быть у тебя. В твоей девичьей постельке!

— Дядя Джек?

— Именно. Дядя Джек.

Тостер отключился с громким щелчком, выбросив два поджаренных хлебца, один из которых вывалился наружу и упал на пол.

— Но… но почему вы решили, что дядя здесь? — нервно спросила Кэнди и подняла с пола упавший тост.

— Передай ему трубку! — тетя Ливия уже перешла на крик.

— Тетя Ливия, чего вы кричи…

— Вот только не надо мне парить мозги! Сейчас же дай ему трубку!

— Но дяди Джека здесь нет, я же вам говорю. Его здесь нет!

Тетя Ливия пару секунд молчала, переваривая информацию, а потом требовательно проговорила:

— Где этот козел?! Передай ему трубку!

— Но, тетя Ливия…

— Я сказала, не парь мне мозги, прошмандовка ты мелкая!

Кэнди ответила ей нарочито вежливо, стараясь сохранять достоинство:

— Прошу прощения, тетя Ливия, но я никому не позволю обращаться ко мне в таком тоне. Тем более, что я действительно не понимаю, о чем вы, вообще, говорите. Всего хорошего! До свидания!

Она повесила трубку и встала, чтобы отряхнуть крошки с халата — а то, пока она разговаривала с тетей Ливией, она безотчетно раскрошила весь тост прямо себе на колени. Кэнди была абсолютно уверена, что она поступила «правильно». Всему есть пределы… и нельзя безответно сносить откровенное хамство, и…

Опять зазвонил телефон, оборвав ход ее мыслей.

— Тогда где он сейчас может быть, как ты думаешь? — спросила Ливия вполне даже нормальным тоном, как будто их разговор вообще не обрывался.

— Понятия не имею, — сказала Кэнди. — А на работу к нему вы звонили?

— На работу? Нет, еще не звонила. Кстати, хорошая мысль. Вот сейчас прямо и позвоню… Я его, козла старого, из-под земли достану, и когда я его найду… — тетя Ливия повесила трубку.

Кэнди тоже повесила трубку, но продолжала сидеть, страдальчески глядя на телефон. Она ни капельки не сомневалась, что сейчас он опять зазвонит, и в трубке снова раздастся этот хриплый и совершенно не женственный голос, и уже окончательно испортит ей настроение в это прекрасное летнее утро. «Чудесный мандарин» уже закончился, и сейчас по радио передавали «Wabash Cannonball» в каком-то совсем уж гнусавом исполнении.

Закусив от досады губу, Кэнди встала, чтобы налить себе кофе, но не успела налить и полчашки, как опять зазвонил телефон.

Она раздраженно грохнула чашкой о стол, так что чашка даже зазвенела, и взяла трубку. В трубке молчали, но звонок продолжал звонить. Только теперь Кэнди сообразила, что это звонят в дверь. А она-то подумала, что звонит телефон!