Он слушал. По-настоящему слушал. Что бы ни говорила Лизл, ее интуитивные догадки, ее мнения — все, казалось, было для него важным. Отчасти она оставалась настороже, готовая ретироваться, ожидая, что он улыбнется, извинится и испарится, выведав все, что хотел узнать. Но Раф сидел рядом, задавал новые вопросы, вызывал ее на разговор, приносил ей вина, а себе — бурбон с содовой. Он оставлял ее время от времени, но каждый раз не надолго.

Хотя он был для нее слишком молод — года двадцать три, самое большее, — Лизл почувствовала, что он возбуждает ее. Он источал мужской дух, ощутимый почти как запах. Что бы это ни было, она сознавала, что реагирует на него. Из этого никогда ничего не выйдет, но ей приятно быть рядом с ним. Он скрасил ей вечер.

В ходе всей вечеринки она замечала любопытные взгляды других женщин, когда они проходили туда-сюда через Двери во дворик. Лизл практически читала их мысли: что самый интересный в компании мужчина делает с распустехой, которая к тому же на добрый десяток лет его старше?

Хороший вопрос.

Она лениво выбирала крекер из вазы с ассорти посреди столика для пикников и потащила один, чтобы съесть.

— Вы всегда так делаете? — спросил Раф, переводя взгляд с печенья в ее руке прямо в глаза и обратно.

— Что делаю?

— Выбираете сломанные?

Лизл посмотрела на крекер, зажатый в пальцах. Половинка. Одна завитушка. Она смутно припомнила, что весь вечер, выбирала сломанные. Она всегда выбирает сломанные.

— Пожалуй, да. Это имеет какое-то значение?

Он улыбнулся. Теплой улыбкой, обнажившей белые крепкие зубы.

— Возможно. Важно то, почему вы так делаете.

— Ну, мне, наверно, не хочется, чтобы они пропадали. Все берут целые, а сломанные остаются. Они словно старые девы. Когда вечер кончится, их, может быть, выбросят. По этому я их беру.

— Иными словами, вы существуете, подбирая за другими остатки.

— Я бы не назвала это существованием...

— Я тоже. — Раф вытащил из вазы целое тройное колечко и протянул ей. Тон его вдруг стал серьезным. — Никогда не довольствуйтесь остатками.

Заинтригованная и восхищенная его вниманием, Лизл взяла крекер, засмеялась и тут же подумала — чересчур истерично.

— Это всего-навсего крекер.

— Нет. Это решение, заключение. Жизненная парадигма и ее выбор.

— По-моему, вы делаете из этого слишком далекие выводы. — В конце концов, он ведь аспирант-психолог. — Жизнь немножко сложнее, чем вазочка с крекерами.

— Вовсе нет. Это вазочка с вариантами выбора. Выстраивается ряд решений, которые вы с момента зарождения собственной воли до самой кончины время от времени принимаете и в каждом сделанном вами выборе, как в зеркале, отражается ваша внутренняя сущность. Они рассказывают и о том, через что вы прошли, и о том, куда идете.

Его серьезность чуть-чуть пугала, но волновала и затрагивала в ней какую-то струнку.

— Ладно, — заключила она, не желая спорить и не желая отпускать его, не добившись определенности. — Но ведь мы говорим о крекерах?

Раф выбрал из вазы еще одно целое тройное колечко и откусил от него большой кусок.

— О крекерах.

Смеясь, Лизл отгрызла добрую половину от своего собственного.

«Да. Весьма энергичный молодой человек».

Компания начала редеть чересчур скоро. Люди стали расходиться чересчур рано. Это, пожалуй, самая короткая вечеринка, на которой доводилось бывать Лизл. Она посмотрела на часы и поразилась, ибо на циферблате было шесть минут второго.

Немыслимо. Она только что пришла. Но каминные часы в гостиной показывали то же самое.

— Я, наверно, пойду, — сказала она Рафу. — Простите, что я отнял все ваше время, — извинился он.

«Отнял время — просто смех».

— Не беспокойтесь. Вы у меня ничего не отняли.

— Вы на машине?

— Да. — На секунду ей захотелось быть без машины. Но как бы она ни желала продолжить длившуюся весь вечер беседу, совместный отъезд выглядел бы неприлично, и в понедельник утром, еще до ее появления на работе, об этом было бы известно всему математическому факультету.

— Хорошо, — сказал он, — потому что я должен помочь доктору Роджерсу навести здесь порядок.

— Конечно.

Лизл с трудом представила себе Рафа Лосмару в белых одеждах за вытряхиванием пепельниц и мытьем посуды. Но его искреннее стремление помочь кое-что говорило о нем.

Он проводил ее до дверей, взял за руку, чтобы пожать, но не выпустил.

— Без вас тут была бы смертельная скука, — заявил он.

Лизл улыбнулась. «Сам сказал то, что вертелось у меня на языке».

— Вы в самом деле так думаете? — спросила она.

— Абсолютно уверен. Можно вам как-нибудь позвонить?

— Разумеется.

«Ну конечно же позвони».

— Прекрасно. До скорой встречи.

«Вот именно».

Лизл не надеялась снова услышать о нем. Не то чтобы это имело какое-то значение. Приятный вечер. Нет, более чем приятный — самый интересный, самый волнующий вечер, каких она не проводила давно, с тех пор как погрузилась в свои вычисления. Жалко, что он закончился, но ничего не поделаешь. Она вроде бы на самом деле заинтересовала Рафа, блестящего студента-аспиранта. Она. Лизл. И разговаривала с ним без особых усилий. Очень приятное ощущение. Но все кончилось. Прими все, что было, скажи спасибо и мотай отсюда. Она радовалась, что решила прийти. В конце концов, этот вечер укрепил ее намерение вести более активную светскую жизнь. «Лизл — душа общества, вот кем я стану».

Вернувшись домой, Лизл с облегчением застонала, вылезая из слаксов, и приготовилась упасть в постель. Потянулась за янтарной плотно закупоренной трубочкой ресторила, но отдернула руку. Сегодня снотворное не понадобится. Лучше чуть-чуть полежать без сна и перебрать воспоминания о вечеринке.

Она скользнула под простыни, и тут зазвонил телефон.

— Привет. Это я, — произнес мягкий голос.

Лизл моментально узнала его. И поразилась обдавшей ее волне тепла.

— Привет, Раф.

— Я удрал от доктора, Роджерса и уже добрался до дому, но все еще слегка на взводе. Не желаете поболтать?

Конечно, желает. Похоже, она желает болтать всю ночь напролет. Что они почти, черт побери, и сделали.

Прежде чем повесить трубку, он спросил, нельзя ли им завтра пообедать вместе. Лизл заколебалась — она все-таки факультетский преподаватель, а он аспирант, — но лишь на секунду. Сегодня вечером она чувствовала в себе больше жизни, чем за многие годы, и сейчас ей предлагают возможность еще раз пережить это ощущение. Зачем отказываться?