– Вы не уходите, – сказал он соседке. – Возможно, понадобится ваша помощь.

– Да какая от меня помощь? – испуганно улыбнулась женщина, не сводя с него глаз и мысленно торопя милицию. «Когда же они приедут?»

Тютин сунул лезвие топора между дверью и косяком и со всей силы надавил на топорище, так, что послышался хруст. Когда дверь чуть отжалась, он со всей силы толкнул ее. Дверь открылась, и он влетел в прихожую.

– Таня! – громко позвал он, зайдя в комнату.

Соседка вошла следом, мучимая любопытством. И вдруг дверь в ванную стала сама собой открываться – видно, Тютин задел ее плечом, проходя мимо, – и соседка увидела Татьяну, сидящую на кафельном полу на коленях с петлей на шее. Бельевая веревка была привязана к водопроводной трубе.

В первую минуту соседка вообще потеряла способность не только кричать, но и шевелиться, стояла, как вкопанная. Потом пришла в себя и завизжала так, что Тютин вылетел из комнаты, словно пуля.

– Танечка? – Руки у него тряслись, и он никак не мог схватить с пола топор, чтобы им перерезать веревку.

– Что же это такое? Таня! – он наконец перерезал веревку и, осторожно положив тело Татьяны на пол, снял с шеи несчастной петлю.

Она еще не остыла. Но пульс уже не прощупывался.

– Господи! – взмолился Тютин. – Таня! Родная! – Он стал делать ей искусственное дыхание, но все было тщетно. Тютин, обреченно опустив руки, заглянул в бледное лицо женщины. Казалось, Татьяна спала и дожидалась пробуждения. Вот сейчас Тютин поцелует ее, и произойдет то, что случилось в доброй сказке. И Тютин, наклонившись, прикоснулся губами к ее холодной щеке, но пробуждения не последовало, и только большая, прозрачная слезинка выступила из левого глаза и скользнула к виску, оставив за собой блестящую дорожку. Это настолько поразило Тютина, что он принялся трясти Татьяну за плечи, и только негромкий голос соседки остановил его:

– Она умерла.

– Но она плачет, – произнес он дрогнувшим голосом, стерев ладонью блестящую дорожку после слезы. – Она не хочет умирать.

Соседка ничего не ответила.

Снизу по лестнице кто-то поднимался. Тютин обернулся.

В открытую дверь входили трое милиционеров.

– Где тут мужик с топором? – спросил первый вошедший.

– Я, – едва внятно ответил Тютин и заплакал.

Когда закончились все формальности с милиционерами, Тютин поехал на Петровку в свое управление. После его ухода на пенсию начальником отдела розыска стал майор Стелбин. Его-то и надо было повидать Тютину. «Эх, вернуться бы хоть на месячишко на прежнее место. Я бы это дело быстро раскрутил», – думал с сожалением Тютин, припарковывая машину на стоянке у ворот.

Позвонив с проходной в кабинет майора Стелбина, Тютин нарвался на секретаршу, и та сухим официальным тоном объявила, что начальник отдела занят на оперативном совещании. И тогда Тютин решил пройти по своему служебному удостоверению, которое умудрился не сдать при увольнении и которое не раз выручало его от наглых гаишников. А вот теперь оно пригодилось и в родном заведении. Хотя, как оказалось, он мог пройти и без него.

Лейтенант и сержант, дежурившие на входе, прекрасно знали его и даже не заглянули в удостоверение, и Тютин беспрепятственно прошел.

Стелбин сидел за столом, перелистывая какие-то бумаги. Воспользовавшись отсутствием секретарши, Тютин приоткрыл дверь, вглядываясь в майора. Когда уходил на пенсию, сам рекомендовал Стелбина на свое место, и вот смотри, словно всю жизнь человек возглавлял отдел розыска. Лицо строгое, неподкупное. У такого подчиненным спуска не будет. Каждую бумажку перечитает несколько раз, прежде чем подписать.

Тютин вошел.

– Вот, значит, какое у тебя совещание, – поздоровавшись, сказал бывший полковник с укором, оглядывая свой кабинет и находя, что с появлением нового хозяина в нем ничего не изменилось. Это понравилось Тютину. Он не любил роскошных кабинетов в МУРе.

– Да, совещание должно было быть, но он перенес его на три часа. – Стелбин указал пальцем на стену, за которой находился кабинет начальника МУРа.

– Ладно, не оправдывайся. – Тютин присел за стол, налил из графина в стакан воды.

– Может, коньячку? – предложил Стелбин, стараясь угодить Тютину, но тот жадно выпил воду и от коньяка отказался.

– Не хочу что-то, да и на машине я.

– Понимаю. – Стелбин убрал бутылку в шкаф, достал из ящика стола пачку сигарет, закурил, подал пачку Тютину, подвинув поближе пепельницу.

– Поговорить с тобой пришел, – негромко произнес Тютин, принимаясь за сигарету.

– По поводу смерти Анатолия? – спросил Стелбин.

– И не только. – Тютин вздохнул. – Не пойму, что происходит. Понимаешь, какая-то цепь трагических событий. Сначала погибает зять, Анатолий. Внучка, Наташка, поехала с парнем на танцы в город. На них напали трое подонков. Парня убили. Причем все выглядело как дорожная авария. Наташке удалось убежать. Сидит сейчас у соседей, напуганная. Я боюсь ее одну оставлять.

– Заявление подал в районное управление?

– Не подал. Что толку подавать? Она даже их лиц не разглядела. – Тютин махнул рукой. – А сегодня погибла Татьяна, – произнес он тихо.

– Как?! – спросил Стелбин, и Тютину показалось, будто он привстал с кресла и тут же рухнул в него. – Погибла?!

– Да. Три часа назад. Соседка говорит, видела двоих. Один с цветами. Вручил ей цветы и ушел. Второй вошел в квартиру. И все. Ее больше нет. Я нашел ее в ванной с петлей на шее из бельевой веревки. Дверь была закрыта изнутри. Хотя эти замки… Достаточно поставить на защелку, потом хлопнуть дверью, и она закроется. Один из сыщиков уже ухватился за версию, что Татьяна впустила того человека, потом проводила его, закрыв за ним дверь, а потом…

– И нет никаких следов?

– В том-то и дело. И на теле ни синяков, ни ссадин…

– Там из какого РОВД ребята работают? – спросил Стелбин.

– Из Калининского. Меня опросили. Соседку. Сейчас поехали к ее бывшему мужу.

– Я возьму это дело под контроль, – пообещал Стелбин, а Тютин проговорил в раздумье:

– Я вот о чем подумал, возвращаясь к цепи трагических событий. А что, если таким образом кто-то решил отомстить мне? Я же не всегда был начальником отдела, с бумажками копался. Почти десять лет проработал опером. А сколько разной шушеры пересажал? Может, кто-то посчитал меня должником.

Стелбин задумался, закуривая новую сигарету. И помолчав, наконец проговорил:

– Мне думается, ты излишне подозрителен. Решиться на такое может только человек, которому ты очень поломал жизнь. А я думаю, таких нет. Ведь ты никого никогда не обидел понапрасну. Всегда был справедлив, бескорыстен.

– Вот именно – был. Возможно, кому-то это не нравилось.