– Как? Я не вижу застежки.

– Просто оберни вокруг талии. Он удержится.

– Он заколдован, правда?

– Просто маленькое заклятие, чтобы оберечь тебя.

– Спасибо, батюшка. – Она надела змею как пояс, заведя кончик хвоста за голову, и действительно этот пояс держался крепко. И только тогда она сообразила спросить:

– А он снимается?

– Когда захочешь.

Фьяметта сняла, а потом снова надела его.

– Вы его только сейчас сделали? – А она-то думала, что он дни и ночи трудится, чтобы закончить солонку.

– Нет. Он у меня довольно давно. Я только его почистил и обновил заклятие.

– Он был матушкин?

– Да.

Фьяметта погладила пояс, ее пальцы заскользили по чешуйкам. Они отвечали слабым музыкальным звуком, почти неуловимым для слуха.

Солонка герцога стояла в ожидании на скамье у стены. Новая шкатулка для нее была изнутри обита атласом и сделана из того же черного дерева, что и основание солонки, с золотыми замочками и золотыми ручками по бокам. Фьяметта помогала собирать шкатулку и полировать ее. Ей бы и в голову не пришло, что ее отец чего-то опасается, но он открыл шкатулку, чтобы в последний раз проверить, все ли в порядке, а затем перепроверил надежность замочков, после чего ушел в мастерскую и выглянул в окно.

– А! Наконец-то! – Услышала она его голос, и он сразу же вернулся в прихожую, чтобы отодвинуть засов и впустить капитана-швейцарца и двух гвардейцев. Нагрудники гвардейцев сверкали, как зеркала, а капитан Окс был одет в свою лучшую и самую чистую ливрею – новая куртка с золотыми пуговицами была выдана в честь помолвки.

– Все готово, мастер Просперо? – Капитан с улыбкой кивнул на шкатулку из черного дерева. – Приказать моим людям нести ее?

– Пожалуй, понесу ее я сам, – сказал мастер Бенефорте, подняв шкатулку. – Пусть один идет впереди, а ругой сзади.

– Очень хорошо.

Сам капитан и Фьяметта пошли по сторонам ювелира.

– Дверь до моего возвращения держи на засове, Тесео, – крикнул через плечо мастер Бенефорте, и подмастерье с неуклюжим поклоном закрыл за ними дверь. Мастер Бенефорте постоял, пока не услышал звук задвигаемого засова, а тогда кивнул и пошел вперед по булыжной мостовой.

Был солнечный день две недели спустя после святого праздника Пасхи и еще достаточно прохладный, чтобы не изнемогать в бархате. За недели, прошедшие с того дня, когда Фьяметта отлила свое кольцо, почки на деревьях успели развернуться. Она стиснула львиное кольцо на левом большом пальце и подставила гранат (со вздохом) лучам солнца, так что в нем заиграли огоньки. Тот же свет отражался от желтых кирпичей, камней и черепичных крыш. Тускло-бурая зимой, Монтефолья в долгие летние дни казалась золотым городом. Они прошли улицу с большими домами, между которыми стояли дом и мастерская ее отца, а затем свернули в более древний, более тесный квартал. В боковом проулке, тянувшемся к воде, Фьяметта увидела лодки и пристань. Несколько ленивых озерных чаек с криком устремлялись вниз и снова взлетали. Может быть, батюшка, когда летом снова возьмет ее удить рыбу, все-таки научит ее тайному заклинанию, которым пользуется, наживляя крючок. Узкое озеро тянулось на одиннадцать миль к северу от Монтефольи к предгорьям Альп, по ту сторону которых лежала родина капитана Окса. Неделю назад через перевал Монтефолья прошли первые в этом году караваны, как слышала Фьяметта. Хотя путь этот проходил выше и был труднее прославленного Бреннерского перевала дальше к востоку, но маленькому герцогству вполне хватало своего перевала. Монтефолья была горным суровым краем, который от полной нищеты спасали только небольшая торговля и рыболовство на озере.

На восточном берегу к северу от города монахи монастыря Святого Иеронима разбили виноградники, сеяли на террасах яровую пшеницу, содержали яблоневый сад и разводили овец. Главная дорога пролегала по восточному берегу под каменными стенами монастыря. Западный берег был слишком крутым и скалистым, там вились только козьи тропы. Фьяметта увидела на белой пыльной ленте нескольких всадников и медленно ползущую повозку, запряженную волами. В скрипториуме Святого Иеронима переписывались и иллюминировались книги для библиотеки герцога – гордости замка, который стоял на утесе, господствуя над расстилавшимся перед ним городом. Герцог гордился тем, что в его библиотеке не было ни единой современной дешевой печатной книги, а только каллиграфически безупречные рукописи, переплетенные в кожу с богатым тиснением, – более ста томов. На взгляд Фьяметты, это было стеснительным ограничением, по, возможно, герцог Сандрино так ценил каллиграфию потому, что, умея читать, писать не умел. Старые люди нелепо цеплялись за непонятно что.

– А как празднуется помолвка? – спросил мастер Бенефорте у капитана, и поотставшая Фьяметта поспешила нагнать их.

– Ну, герцогиня устроила иллюминацию в саду вчера вечером с живыми картинами и мадригалами. И пение было очень приятным.

– Я бы занимался костюмами для них всех, если бы герцог не требовал ее. – Мастер Бенефорте приподнял черную шкатулку. – Удивляюсь, как этот олух ди Римини ничего не испортил! Он не способен толком нарисовать даже дверную ручку.

Капитан иронично улыбнулся на эту шпильку по адресу самого сильного соперника мастера Бенефорте среди местных искусных ремесленников.

– Он справился. Для вашего утешения скажу, что была скверная минута, когда свеча подожгла головной убор, но мы успели облить бедную даму водой вовремя и погасили огонь, так что она осталась цела и невредима, если не считать ее перьев. Я знал, что поступил правильно, когда потребовал, чтобы позади сцены поставили ведра с водой.

– Ха! Но насколько я понял, будущий жених хотя бы сегодня утром приехал вовремя.

– Да. – Капитан нахмурился. – Должен признаться, мне не понравилась его свита. Видно, что с ними шутки плохи. И пятьдесят дружинников, по-моему, слишком много для подобного случая. Не знаю, о чем только думал герцог Сандрино, когда разрешил сеньору Лозимо взять с собой их столько. Он говорит, что это честь, положенная его будущему зятю.

– Ну, Уберто Ферранте был кондотьером до того, как два года назад унаследовал Лозимо, – рассудительно заметил мастер Бенефорте. – Он прожил тут недостаточно долго, чтобы заручиться верностью местных людей. А этим он, предположительно, доверяет.

– Унаследовал, как бы не так! Подкупил папскую курию, чтобы она не признала права более близкого родственника, и снова, чтобы получить разрешение на брак с наследницей. Полагаю, кардинал Борджиа хотел, чтобы Лозимо владел гвельф для уравновешивания притязаний Венеции и гиббелинов.

– Насколько я могу судить по собственному моему опыту с курией, вы совершенно правы. – Мастер Бенефорте кисло улыбнулся. – Хотя меня и удивляет, откуда у Ферранте взялись деньги.

– Честолюбивые замыслы Милана мне кажутся более настоятельной угрозой. Бедная Монтефолья, зажатая точно орех в таких щипцах!