Поэтому, когда Брайан вслух принялся обсуждать дальнейшие планы на вечер, предлагая совершить гигантский паб-кролл[15], Антони твердо отказался. К его удивлению, Джонатан тоже отказался, сославшись на какое-то таинственное свидание. Веста, которая к тому времени стала больше похожа на зомби, чем на нормальную женщину, заявила, что она отправится по своим делам. Она свободная женщина, ведь правда? И она не для того выходила замуж, чтобы ее постоянно публично оскорбляли.

Антони даже пожалел Брайана, чье похожее на морду спаниеля лицо стало совсем несчастным.

– Как-нибудь в другой раз, – искренне сказал ему Джонсон.

На улице светило солнце, и в его распоряжении был целый вечер.

Рэдклиф-парк, подумал Антони, и сел на подошедший автобус К12. Парк был очень большим и совершенно нецивилизованным. Антони уселся на траву в том месте, где на ней лежала тень от платанов, и перечитал письмо Хелен.

Милый Тони, я знала, что буду скучать по тебе, но не подозревала, что это будет так тяжело. Мне все время хочется спросить, кому в голову пришла эта дурацкая идея. Но я знаю, что она пришла в голову нам обоим и почти одновременно. Ведь ни ты, ни я не сможем быть счастливыми, если нам придется скрываться и обманывать. Я знаю, что сама мысль о необходимости соблюдать тайну кажется тебе низкой и грязной, а я, я никогда не могла врать Роджеру. Когда ты сказал – или это я сказала, – что нам надо или все, или ничего, то ты, я, мы оба были абсолютно правы. Наверное, я совсем не умею ничего скрывать, потому что вижу, что Роджер почувствовал какой-то подвох. Он всегда был беспричинно ревнив, но никогда не позволял себе демонстрировать это. А сейчас звонит мне на работу по два-три раза в день, а на прошлой неделе открыл два письма, пришедших на мое имя. Одно было от моей матери, а второе – приглашение на показ мод, но я так и не смогла разыграть перед ним оскорбленную невинность. В конце концов, у меня действительно есть любовник, и я действительно обманываю своего мужа…

Ребенок, который играл на некотором расстоянии от Антони, так сильно ударил по своему мячу, что тот приземлился около Джонсона. Тот отбросил его владельцу. Смешно, но почему-то считается, что только женщины хотят выйти замуж и завести детей.

Я хорошо помню все, чему ты меня научил, все те принципы, вокруг которых человек должен строить свою жизнь. Прикладной экзистенциализм. Я повторяю себе, что не отвечаю ни за какого другого взрослого человека, и на этот свет я появилась не для того, чтобы удовлетворять желания Роджера. Но ведь я же вышла за него замуж, Тони. А выходя за него замуж, разве я не дала этим обещание отвечать за его счастье? Ведь у бедняги Роджера в жизни его было так мало. Я ведь никогда даже не притворялась, что люблю его. Я не сплю с ним вот уже шесть месяцев. Я вышла за него замуж только уступив его постоянному давлению – он ведь отказывался слышать мое «нет».

Антони улыбнулся, дочитав до этого места. Как же он ненавидел ее слабость, ее нерешительность. В ее личности были целые области, которые он еще и не начал понимать. Но вот здесь шла цитата из Баньяна, и она была полна здравого смысла.

Почему бы мне просто не рассказать ему все и не уйти? – Погрузись в вечность, даже если не видишь пути, выплыви или утони, попади или в рай или в ад. – К сожалению, здравый смысл на этой фразе и закончился. – Что это, страх или сострадание? Боюсь, что сострадание к нему у меня сейчас сильнее, чем к тебе, кто находится в одиночестве в Лондоне…

Антони сложил письмо и убрал его в карман. Он совсем не чувствовал себя подавленным, просто ему было одиноко. В конце концов, она может приехать к нему, ведь ее чувства слишком сильны, чтобы от них можно было просто так отмахнуться. Между ними произошли вещи, которые она будет вспоминать в его отсутствие, и эти воспоминания окажутся сильнее любого сострадания. Ну а что же теперь? Он еще раз отбросил мяч ребенку, повернулся на бок и заснул.

Проехав одну остановку на метро, Антони вновь оказался в Кенборне. На выходе из метро к нему подошел мальчишка и попросил «пенни для отличного парня Гая»[16].

– В сентябре? Не слишком ли рано?

– Приходится начинать пораньше, мистер, – ответил мальчуган. – А то как бы не обогнали.

– Но что-то я чучела не вижу, – рассмеялся Антони, протягивая ему десять пенсов.

– Вот на него-то мы с друзьями и собираем.

Неожиданно в голову Антони пришла идея. Ему нужна работа – по вечерам и, иногда, в уик-энд, – работа, которой его долго и старательно обучали… На часах было шесть. Он вошел в комнату № 2, написал письмо, надписал на конверте адрес и приклеил марку. На все это у него ушло не более десяти минут, но пока он этим занимался, в комнате так потемнело, что ему пришлось зажечь лампу-медузу.

В холле Антони столкнулся с Артуром Джонсоном, который тоже держал в руках запечатанное письмо. Антони так бы и прошел мимо, улыбнувшись и сказав «добрый вечер», однако другой Джонсон– или им был он сам? – повернулся, практически перегородив ему проход, и уставился на него напряженным, любопытным и… почти голодным взглядом.

– Могу ли я поинтересоваться, мистер Джонсон, вы собираетесь провести вечер в городе или идете только на почту? – спросил Артур.

– Только на почту, – удивленно ответил Антони.

Огонек надежды, блестевший в глазах Артура, погас. Но Антони-то до этого какое дело? Или мужчина все-таки получил именно тот ответ, который и хотел? Потому что вот он протягивает руку с видом отчаянной решимости и заискивающе произносит:

– В таком случае, поскольку я сам направляюсь туда же, позвольте мне захватить и ваше письмо.

– Благодарю, – ответил Антони. – Очень мило с вашей стороны.

Артур Джонсон взял письмо и, не произнеся больше ни слова, вышел из дома, бесшумно и очень аккуратно закрыв за собой входную дверь.

В последний понедельник сентября Артур наконец прочитал в своей газете, что забастовка мусорщиков закончилась. Двумя днями позже, первого октября, он услышал громыхание крышек мусорных баков, звуки работающих механизмов и слишком (по его мнению) громкое переругивание рабочих, что говорило о том, что Тринити-роуд наконец-то очищают от мусора. Оказалось, что письмо в местную управу можно было бы и не писать. Хотя подобные письма заставляют их держаться в тонусе: ведь ответили они достаточно быстро. На коричневом конверте стоял штамп «Районная управа Кенборна», а адресовано оно было А. Джонсону, эсквайру, 2/142 Тринити-роуд, Лондон, W15 6HD. Артур положил письмо к себе в карман. Остальную почту – обувной каталог для Ли-Ли Чан и лавандовый конверт из Бристоля для Антони Джонсона – он разложил по обычным местам на столике в холле.