Шагая к лесу в сопровождении Татса, Тимара недоумевала. Она ни в чем не виновата. Она ничего плохого не сделала. Тем не менее все оказалось бесполезным. Когда они пересекли луг, где хранители возились со своими драконами, она тщетно убеждала себя, что никто не глазеет ей вслед.

Сегодня по жребию обихаживать питомцев предстояло Кейзу, Бокстеру, Нортелю и Джерд. Они осматривали нелетающих драконов, проверяя, нет ли кровососущих паразитов возле их ушных отверстий, и уговаривали любимцев пошире расправлять крылья. Арбук слушался людей со свойственной ему глуповатой покладистостью, а Тиндер нетерпеливо расхаживал рядом, ожидая своей очереди. С того момента, как у лилового дракона появились цветные узоры, он демонстрировал склонность к щегольству, и кое-кто из хранителей даже посмеивался над его тщеславием. Элис тем временем втирала нутряной олений жир в свежие царапины, которые Кало нанес Балиперу.

Некоторые хранители уговаривали драконов попробовать полететь. Только после того как они делали такую попытку, пусть и чисто формальную, им давали поесть. На этом настоял Карсон.

Тимара не завидовала их работе. Из всех драконов только Меркор проявлял терпение, будучи голодным. Плевок был невероятно гадким, несносным и грубым существом. Даже Карсону было с ним трудно справляться. Вредная маленькая Фенте – гордость Са – беспечно парила в небе, а вот ослепительная зелено-золотая Верас оставалась прикованной к земле. Кстати, она была такой же мстительной, как и ее хранительница Джерд. Кало, самый крупный из драконов, предпринимал почти самоубийственные попытки взмыть вверх. Его хранителем был Дэвви, но сегодня многочисленные раны и царапины Кало, приобретенные в стычке с Балипером, обрабатывал Бокстер. В стычке, которую спровоцировала Синтара! Тимара зашагала быстрее. Лучше целый день выслеживать оленя и тащить добытую тушу в лагерь, чем проводить время с хранителями и их подопечными.

Хорошо хоть, что ей не нужно иметь дело со своим собственным драконом. Вспомнив о Синтаре, она мельком по-смотрела на небо – и постаралась отогнать тень обиды и сожаления.

– Ты по ней скучаешь? – негромко спросил Татс.

Она почти разозлилась из-за того, что он настолько легко смог прочитать ее чувства и мысли.

– Да. Она нисколько не облегчает ситуацию. Порой она вторгается в мое сознание – совершенно не понимаю, по какой именно причине. Она иногда хвастается, что только что убила огромного медведя, и рассказывает в деталях, как он сражался, но не смог причинить ей вред. Это случилось два дня назад. Или она вдруг показывает мне что-то, что видит: гору с шапкой снега или отражение города в большом речном заливе. Нечто настолько прекрасное, что у меня дух захватывает. А в следующий миг ее уже нет. И я вообще не ощущаю ее присутствия.

Тимара не собиралась откровенничать, но Татс сочувственно кивнул и признался:

– Я постоянно ощущаю Фенте. Наша связь словно нить, которая закреплена в моей голове. Я знаю, когда она охотится, когда ест… сейчас она как раз чем-то лакомится. Расправилась с горным козлом, и ей не нравится вкус его шерсти. – Он тепло улыбнулся причудам своей драконицы, но когда он взглянул на Тимару, его улыбка погасла. – Извини. Я не хотел сыпать соль на рану. Не понимаю, почему Синтара так плохо с тобой обращается. Она чересчур высокомерная! И жестокая. Ты – хороший хранитель, Тимара. Она у тебя всегда была ухоженной и накормленной. Ты справлялась лучше всех. Странно, что она не смогла тебя полюбить.

Наверное, подавленность ясно отразилась у нее на лице, потому что Татс сразу добавил:

– Прости. Я вечно болтаю какой-то вздор… Наверное, мне стоило помолчать. Извини меня, Тимара.

– Думаю, она меня любит, – неестественно бодрым голосом ответила Тимара. – А насколько драконы вообще способны любить своих хранителей? Думаю, правильнее было бы употребить слово «ценит». Я знаю, что она ревнует меня к другим драконам.

– Здесь никакой любовью и не пахнет, – заявил Татс.

Тимара ничего не ответила. Они и так уже затронули опасную тему. Поэтому она ускорила шаг и выбрала самую крутую тропу, которая вела на кряж.

– Вот самый короткий путь, – быстро объяснила она Татсу, хотя он не проронил ни слова. – Я предпочитаю подняться как можно выше, а потом начинать охоту, высматривая оленей внизу. Они не замечают меня, когда я оказываюсь на вершине.

– Ясно, – согласился Татс.

На какое-то время подъем не оставил им лишнего воздуха.

Тимара была рада возможности помолчать. Утро выдалось свежим: она замерзла бы, если бы подъем не требовал от нее стольких усилий. По-прежнему моросил дождь, и распускающиеся ивовые листья перехватывали часть капель прежде, чем те достигали хранителей. Они забрались на кряж – и она двинулась вверх по течению реки. Дойдя до незнакомой звериной тропы, Тимара храбро свернула на нее. Не советуясь с Татсом, она решила, что им следует пройти дальше, чем обычно, – иначе трудно рассчитывать на крупную добычу. Она собиралась преодолеть хребет, разведывая новые места, – и, как она надеялась, добыть для лагеря какую-нибудь серьезную добычу.

С самого начала подъема их окутывала тишина. Оба со-средоточились на охоте и вообще не хотели говорить о непростых вещах. Тимаре вспомнилось, что прежде молчание в компании Татса не вызывало у нее неприятия. Тогда они будто погружались в уютное безмолвие друзей, которым не всегда нужны слова. А сейчас ей не хватало этого ощущения. Не подумав, она произнесла:

– Иногда мне жаль, что нельзя вернуться к тому, что было между нами раньше.

– Раньше, чем что? – уточнил он.

Она пожала плечами и оглянулась на него, не переставая идти по звериной тропе.

– К тому, что было до ухода из Трехога. До того как мы стали хранителями драконов.

И до того, как он переспал с Джерд. Тогда любовь и плотская близость были запрещены ей обычаями Дождевых чащоб. А ведь именно Татс дал ей понять, что хочет ее, и пробудил в ней ответные чувства. Потом жизнь почему-то стала нелепо сложной.

Татс не ответил – и Тимара вновь растворилась в окружавшей их красоте. Солнечные лучи пробивались сквозь прорехи в облаках. Мокрые черные ветки деревьев образовывали узоры на фоне серого неба. То тут, то там проглядывали желтые листья, под ногами шуршала трава, которая создала пышный влажный ковер, заглушавший шаги. Ветер стих: теперь он не подхватит их запах. Идеальная погода для охоты.

– Я хотел тебя и тогда. В Трехоге. Я… просто боялся твоего отца. А твоя мать вообще внушала мне ужас. И я не знал, как с тобой об этом заговорить. Тогда все было запрещено.

Она откашлялась.

– Видишь участок, где тропа раздваивается? Там растет большое дерево. Если мы на него залезем, то сможем хорошо рассмотреть окрестности. И оттуда легко будет целиться в зверя. Нам обоим хватит места, чтобы сделать выстрел, если будет в кого.

– Вижу. Удачный план, – ответил он отрывисто.

Благодаря своим когтям Тимара легко забралась наверх. Деревья здесь были малюсенькими по сравнению с теми, среди которых она росла, и ей пришлось переучиваться, чтобы взбираться на них. Она перекинула ногу через ветку и на-клонилась вниз, чтобы подать Татсу руку, – и внезапно он спросил: