– Джим, твое отношение к Фэнси на похоронах, твое нежелание поговорить с ней насчет фермы…

– Хватит!

– …даже твой отказ взять Горлана… В общем, все кругом говорят, что ты сам на себя не похож. Обычно ты такой спокойный, такой вежливый.

Спокойный и вежливый. Да, возможно, он такой и есть, только когда поблизости нет Фэнси. Но сейчас, с ее возвращением, его настроение стало напоминать ветхий канат, готовый в любую минуту лопнуть в самых неожиданных местах.

– Все кругом говорят… – снова начала Грейси.

– Держу пари, что все – это в основном Уэйнетт и Лайонел Адамс и ты, – мрачно заявил Джим и с такой силой тряхнул газетой, что страница разорвалась прямо посреди его любимой колонки, где сегодня сообщали новости из области молочного животноводства в Германии. – Пусть все идут ко всем чертям! Мне до тошноты надоело жить, оглядываясь на чужое мнение. – Он поднял глаза от газеты. – Эй! Ребята обязаны укладывать свои сандвичи самостоятельно. Ты их избалуешь. И вообще, ты отлично знаешь, что они обожают чипсы и колу, а молоко и яблоки терпеть не могут.

– Может, Адамсы и начали первыми, – не унималась Грейси, – но сейчас возмущены уже не только Уэйнетт с Лайонелом. И не только я. – Заворачивая яблоко, она не спускала глаз с Джима.

– А кто еще?

– Практически все.

– Лучше бы ты постаралась им как-то объяснить, вместо того чтобы…

– Я и говорила всем, что у тебя еще не прошло потрясение от смерти Хейзл. Что ты расстроился еще и из-за фермы, ведь теперь твои планы насчет расширения земель могут рухнуть. И что…

– Ну, так, значит, со временем сплетни прекратятся.

– Но каково должно быть Фэнси! Это же ужасно…

– Она гораздо сильнее, чем ты думаешь. Переживет.

– Она же только что похоронила мать, Джим. И очень страдает. По крайней мере она так говорит. И, по ее словам, она хотела бы быть твоим другом.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что она шныряет по городу и обсуждает меня за моей спиной?! – Джима душила ярость. Фэнси нашла-таки способ подобраться к нему с другого боку! – Черт побери, я думал, она уедет отсюда сразу после похорон!

– Она говорит, что передумала и намерена остаться – на неопределенный срок.

– Что?! – взорвался он.

– Так что тебе лучше сходить к ней и извиниться – вот и все, – настаивала Грейси. Она наконец сложила две сумки с завтраками, поставила их рядышком на кухонную стойку и взяла кофейник, чтобы налить Джиму вторую чашку кофе. – Я же знаю, ты чувствуешь свою вину, – негромко сказала она, наливая кофе тоненькой струйкой. На мгновение их взгляды встретились, и Джим вспыхнул, полный уверенности, что она видит его насквозь. – Ты же не придешь в себя, пока не покончишь с этим, – мягко убеждала его Грейси. – Я уже устала от того, что ты дуешься и хандришь.

Джим поднял голову и мрачно глянул на нее.

Неужели она и вправду считает, что он дуется и хандрит?

С самого дня похорон он ни разу не обнял ее, ни разу не поцеловал, а ведь она такая милая, такая заботливая, эта малышка с золотистыми волосами и огромными застенчивыми карими глазами, которые всегда с обожанием смотрят на него. Но именно это увеличивало его чувство вины, потому что Джим не разделял ее любви. Больше он не мог обманывать самого себя. Она не будоражит ему кровь, в отличие от того, как это без труда удается Фэнси. Достаточно Фэнси хотя бы появиться рядом – и у него по жилам начинает струиться жидкий огонь.

Грейси такая милая и добрая, такая сдержанная и воспитанная. И так чертовски хорошо обращается с его животными. К тому же обычно она не спорит с ним и не возражает. Сама покладистость – как раз то, что ему, по всеобщему мнению, и нужно. И готовить любит, а это немаловажно для человека тяжелого физического труда.

– А ты не в курсе, что заставило Фэнси передумать насчет отъезда? – спросил он.

Если она вернется в свой Нью-Йорк, он сможет, наверное, снова забыть ее.

– Прежде всего она хочет дождаться твоего решения о покупке фермы. Следовательно, тебе придется съездить к ней и извиниться, а потом поговорить о деле.

Он представил себе Фэнси – прекрасную, нежную, совсем одну в доме матери. Всю жизнь она бросала ему вызов. От одной только мысли о ней у него начинало гудеть в голове.

Если Грейси его любит, почему она не уловила его смятения, которое угрожает разрушить их счастье?

Напряжение его достигло такого предела, что он готов был подняться из-за стола и силой вбить в нее хоть крупицу здравого смысла.

Я боюсь туда ехать, Грейси. Боюсь даже разговаривать с этой упрямой ведьмой. Потому что меня раздирают чувства к ней, каких я не испытывал ни к кому на свете – в том числе и к тебе.

Но обидеть Грейси ему хотелось меньше всего. Она так искренне заботилась о его сыновьях, да и они ее обожали. Он поднялся, отодвинув стул, и заставил себя обнять Грейси.

– Джим, ради Бога, моя помада…

Он медленно опустил голову и прижался губами к ее губам, решив раз и навсегда выкинуть из памяти Фэнси.

Но губы Грейси показались ему холодными и по-детски неумелыми, и поцелуй не доставлял ему никакого удовольствия – до тех пор, пока он не забылся и не представил, что обнимает и целует Фэнси. Да, Фэнси – всегда такую жаркую, страстную, яростную Фэнси. Но его голодные поцелуи оказались для Грейси чересчур страстными, и она его отпихнула.

– Не стоит нам заходить так далеко.

– Ты до ужаса стыдлива для ветеринара.

– Джим…

Он ругал себя за то, что не удержался и представил, как бы отреагировала Фэнси, вздумай он появиться у нее в доме и накинуться на нее с поцелуями. Он был уверен в ее реакции, и от этого видения его окатило жаром.

– А мне кажется, нам давно пора далеко зайти, – буркнул он. – Это обычное явление среди людей, которые собираются пожениться.

– Это что, предложение? – поразившись, прошептала Грейси.

Вид у него был не менее изумленный и ошарашенный, чем у нее, но ответить он не успел. Со второго этажа по лестнице скатились Омар и Оскар, огласив кухню дикими криками, как ковбои на старте родео.

– Пока, пап! – хором выкрикнули они и, схватив приготовленные Грейси сумки, опрометью ринулись к выходу.

– Чур я на переднем сиденье!

– Сегодня моя очередь!

– Нет, моя!

Они отпихивали друг друга на ходу, дубасили сумками, и каждый старался добраться до двери первым, чтобы занять заветное место.

– Хоть бы она не положила сегодня грейпфруты, – выпалил Омар, с налету шмякнув сумкой с ленчем по двери.

– Или йогурт.