гастрольному директору от советской стороны Брониславу Валерьяновичу Вепреву. Он ждет вас в коридоре. На скамеечке. Все! Аллее! – Человек хлопнул желтой ладонью по столу и встал, давая понять, что аудиенция окончена.

Истман поспешно собрал билеты, и они вышли. В коридоре на диване сидела Йоко и беседовала с «гастрольным директором» – определили про себя «битлы». Спортивного телосложения мужчина лет сорока, сдержанно улыбаясь, поднялся. Лицо у него было особенное.

Джону много раз приходилось видеть вернувшихся из Вьетнама солдат, и у них у всех без исключения были похожие черты – опущенные уголки рта, глубокие борозды, бегущие от носа вниз, преждевременные морщины. Все это он отметил и на лице их нового знакомца. Другими были только глаза.

У ветеранов был усталый взгляд стариков, которые видели в этой жизни все и многое желали бы забыть. А глаза этого человека горели ровным светом энтузиазма, ума, тяги к жизни и здорового пофигизма. В них читалось: «Да, мир не совершенен, но мне его не изменить, так что давайте, ребята, просто делать свою работу, а после нее по пятницам пить пиво с друзьями, путешествовать, ходить в сауну, знакомиться с хорошенькими женщинами, коллекционировать разную дребедень, „а смерть придет, горевать будем"». Это сразу вызвало у «битлов» симпатию, и они улыбнулись в ответ.

– Бронислав Вепрев, – представился мужчина, протягивая руку. – Можно просто Броня. А хотите, зовите Брайаном, так ведь звали вашего великого менеджера? Мы с ним практически тезки.

Это заявление вызвало новые улыбки, хотя и несколько натянутые.

– Я теперь ваш переводчик, а также организатор и помощник во всех делах, – продолжал он. Его английский был бы совсем хорош, если бы не забавный твердый акцент. – Думаю, все формальности позади и теперь можно переместиться в какое-нибудь уютное местечко, чтобы обсудить детали предстоящей поездки. Могу предложить русский ресторан «Кыргыз Хаус» на Камбервелроуд. Отдельный кабинет, бешбармак, танец живота и единственный в Лондоне кумыс.

– Что такое кумыс? – поинтересовался Пол.

К ужасу «битлов», выяснилось, что это перебродившее лошадиное молоко, и предложение было вежливо отклонено. Ринго позвал к себе, но было ясно, что возле его особняка уже дежурит толпа поклонников и репортеров, и вряд ли вечер окажется тихим и уютным.

– Я вспомнил! – воскликнул Пол. – Нас всех приглашал к себе Нил! Он, наверное, до сих пор ждет внизу.

Все тут же решили, что этот вариант – самый интересный. Только Йоко холодно поджала губы, но промолчала.

Внизу они подхватили заскучавших Барбару и Линду с детьми, набились в автобус, и довольный Аспинолл, задвинув дверцу, повел машину по серым зимним лондонским улицам.

Дом Нила находился в Туикенеме, в десятке миль к юго-западу от центра.

– Нил, – спросил Джон, – сколько нужно времени, чтобы добраться до твоей берлоги?

– Если без пробок, минут сорок, может быть, час.

– Значит, получишь один фунт, как обычно, – сказал Джон и засмеялся своей шутке.

– Жмоты! – закричал Нил. – Вы мне еще с шестидесятых должны!

Засмеялись и остальные.

– Господа! – откашлялся Истман. – У нас не так много времени. Давайте о деле. Во-первых, в папке я обнаружил депешу, в которой сообщается, что с собой нам рекомендовано взять только гитары, с уверениями, что у них там «всё есть». Отсюда вопрос: мистер Вепрев, что подразумевается под словом «всё»?

– Ну, обычный набор аппаратуры, – ответил Бронислав, по своей привычке слегка улыбаясь. – Усилители «Фендер», для мистера Маккартни – «Ампег»… Что еще? Микрофоны «Шур».

– А колонки? – поинтересовался Джордж. – Мы привыкли звучать громко.

– О, насчет этого можно не беспокоиться. Вы себе не представляете, какая акустика и какая аппаратура во Дворце съездов. Как-то раз певец Кобзон, это наш советский Синатра, на репетиции заставил нас проверить систему на полной мощности, так с уважаемого Иосифа Давыдовича парик за кулисы сдуло. Очень неловко получилось.

Джордж озадаченно кивнул.

– С децибелами будет все в порядке, – продолжал Вепрев. – Причем на любой крупной площадке, где вам будет предложено выступить. У нас не принято возить аппаратуру с собой, да и не богаты у нас музыканты, чтобы ее иметь. Зато все концертные площадки оснащены как следует, это государственная программа, ведь все зрелищные залы принадлежат у нас государству.

– Еще чуть-чуть, и я стану коммунистом, – заявил Джон.

– Судя по твоим благотворительным взносам, ты им давно уже стал, – едко заметила Йоко.

Тут Ринго задергался, запыхтел и, наконец, с горькой обидой высказался:

– А я?! Я на чем стучать буду? На кастрюлях? Барбара успокаивающе погладила его по коленке.

– О! – прижал руку к сердцу Истман. – Ричард, прости. Совсем вылетело из головы. – Он достал из папки факсимильный снимок хорошего качества. – Почему-то именно барабаны, на которых ты будешь работать в Кремле, русские сфотографировали и передали с документами.

На снимке была запечатлена легендарная установка «Людвиг». На бас-барабане красовалась любовно скопированная надпись «The Beatles».

Ринго удовлетворенно хмыкнул.

Автобус резко качнуло, и папка выпала из рук менеджера. Из нее вылетело несколько бумажек. Истман чертыхнулся и принялся собирать их, неловко наклонившись в проход.

– А это еще что? – спросил Джон, поднимая с пола какую-то карточку.

Менеджер глянул на нее и сердито фыркнул:

– Понятия не имею. Но это тебе. Какой-то имбецил прислал это мне вчера в контору с надписью «Джону Леннону, на вечную память». Я на всякий случай захватил, вдруг ты знаешь, о чем речь.

– Боже, сколько же на свете гребаных маньяков, – криво усмехнулся Джон и перевернул снимок так, чтобы он был виден всем.

На фото была запечатлена дохлая мышь. Она, прижав лапки, лежала в картонной коробке, украшенной черной оторочкой, а рядом кто-то положил красную гвоздику.

Все притихли.

– Это Марк, – нарушил тишину Джордж.

– Какой еще Марк? – не понял Джон.

– Я помню его по Гамбургу, – отозвался Джордж. – Если тебе не нужна эта фотография, отдай ее мне.

Джон протянул ему снимок, заявив при этом:

– Крошка Джордж всегда был мальчуганом со странностями.

– Давайте далее, по повестке, – предложил Истман, замяв возникшую неловкость. – Что будете исполнять? Что споем Брежневу?

– Вопросик, – протянул Пол. – В любом случае начнем, думаю, с «Back in the USSR».

– Макка сочинил по песне на каждый случай жизни! Нам не угнаться за ним! – дурашливо, словно сдаваясь, вскинул руки Джон.

– Я считаю, необходимо спеть «Revolution», – авторитетно заявила Йоко.

Повисла тягостная тишина. Истман, прищурившись, окинул ее взглядом, как серпентолог, обнаруживший новый подвид аспидовых. Вепрев бросил на «битлов»