И подполковник, бывший когда-то чемпионом Ейского высшего военного авиационного училища по боксу, позорно бежал из номера и отправился прямиком в только что открывшийся буфет, где сердобольная буфетчица Тамара тайком налила ему сто пятьдесят коньячка, поскольку в такую рань спиртное ещё не продавалось. Пока космонавт и герой пил коньяк крупными глотками, Тамара разглядывала его мужественный профиль и недоумевала, почему такой красивый и не старый ещё мужчина живёт с какой-то мымрой крашеной, в то время как она, умница и красавица, не может найти себе приличного мужика. Эх, как несправедливо всё-таки устроена эта жизнь!

* * *

Ромка тем временем уже трясся в плацкартном вагоне скорого поезда «Адлер – Москва». За окном безмятежно переливалось на солнце самое синее море в обрамлении пирамидальных тополей. На душе была щемящая грусть. На расстоянии Вика казалась ещё прекраснее, чем в жизни. Он вспоминал её лёгкий беззаботный смех, загорелые ноги и испытывал томление духа и трепетание плоти. Расставание привнесло элегические нотки и пикантно разбавило коктейль его чувств, главным ингредиентом которого являлось мощное сексуальное влечение. Теперь воображение рисовало образ не просто симпатичной юной девочки, но тонкого возвышенного существа неземной красоты. Впрочем, романтическую картину слегка нарушал настойчивый запах соседских носков, наполняющий межкоечное пространство ароматом почище французского сыра Бри. Но поскольку с гордостью сыроделов из города Мо Ромка на тот момент знаком не был, то и оценить по достоинству букет, источаемый чёрными лоснящимися носками с дыркой на пятке, не мог. В другой раз он, скорее всего, и не обратил бы на сей нередко встречающийся в плацкарте факт внимания, однако в моменте его задевал диссонанс между носками и образом любимой. Казалось, что мужик в несвежих трениках и линялой майке-алкоголичке читает его мысли и нарочно воняет носками, как бы подчёркивая: «Да не существует никаких принцесс, у всех на уме одно и то же…» Какое-то время Ромка боролся с желанием высказать мужику всё, что он о нём думает и, быть может, если тот не проникнется прекрасным, даже пригласить его в тамбур на дуэль. Но тут мужик как-то очень миролюбиво посмотрел на Ромку и тихонько прошептал, чтобы не слышали соседи снизу: «Может, того? У меня Мурмулин на курином помёте есть», довольно звонко при этом щёлкнув себя пальцами по шее. Ромка отчаянно замотал головой. Отрицательно и даже как-то испуганно. Весь негатив по отношению к мужику тут же испарился. Тем более что тот вскоре поднялся и, прихватив с собой нечто завёрнутое в газету «Сельская жизнь», отбыл в неизвестном направлении. Ничто больше не мешало тихо и возвышенно печалиться…

С Викой они снова встретились только в самом конце августа, когда она с родителями наконец вернулась в Москву. Загоревшая и, кажется, ещё больше постройневшая. Они безобидно встречались около месяца, и он таскал ей охапки роз, которые воровал в ботаническом саду МГУ, всякий раз перемахивая трёхметровый забор и чудом ускользая от кавказских овчарок, охранявших этот цветочный парадайз. А потом сосед-непалец отбыл на родину, и комната оказалась в полном Ромкином распоряжении. Чем они не преминули воспользоваться. И тут произошла катастрофа. Вика оказалась не девочкой. Картина мира дала трещину. Он не сразу это понял. Всё происходило предсказуемо сумбурно и вроде шло как надо. В наивысшей точке желания и напряжения, с лёгким сопротивлением и последующими стонами с её стороны. И даже какие-то красные следы потом обнаружились на простыне и на бёдрах. Вот только Ромка был уже весьма опытным мужчиной, и где-то глубоко в подсознании мигала красная лампочка, не давая насладиться триумфом. Боясь поверить в плохое, но не в силах бороться с сомнением, он начал задавать вопросы. И получил ответы вперемешку со слезами. Да, у неё был парень, который сейчас в армии. Она его любила. Точнее думала, что любила, но, встретив Ромку, поняла, что любит только его, а прошлое – это так, увлечение, о котором она ужасно сожалеет. А красные следы – это кровь. Но из носа, который она расковыряла, дабы добыть эту самую кровь и помазать там, где ей логично было оказаться. Почему-то последний факт потряс его сильнее всего.

В полном молчании он проводил её до «генеральского» дома на Яузской набережной, где она проживала с родителями. И там, возле подъезда, выдержал ещё одну порцию рыданий на своём плече. Больше всего ему хотелось стиснуть её в ответ и сказать, нет, прокричать, что он её любит и всё остальное неважно! Но чувство обиды, горечи и непонятного опустошения внутри не позволяло этого сделать. Ему было ужасно её жаль, невыносимо видеть худенькие вздрагивающие плечи, покрасневший заострившийся носик на неожиданно осунувшемся и всё равно прекрасном лице. Но почему-то ещё больше было жаль – нет, даже не себя и своего лопнувшего как мыльный пузырь будущего. Больше всего он сожалел о том чувстве радости, с которым просыпался и засыпал с момента их знакомства. Навсегда лопнул мир, в котором жили сказочные герои и легко случались чудеса. Стоило лишь захотеть! Мир всё-таки оказался материальным. А стоило ли жить в таком мире, если ты успел полюбить другой – волшебный. И поверить в его существование. Наконец он мягко отстранился, вытер тыльной стороной ладони мокрую дорожку на её лице, развернулся и пошёл прочь ровным механическим шагом. Размеренно и не оглядываясь.

Метро оказалось уже закрыто. Денег на такси не было. Да и такси не было. Зато совсем рядом мимо станции Электрозаводская грохотал грузовой состав. Ромка машинально взбежал по ступенькам пешеходного моста через пути и остановился, какое-то время разглядывая проходящие внизу вагоны. А потом также машинально, но расчётливо перемахнул перила и, удачно миновав электрические провода высокого напряжения, оказался на куче щебня в последнем вагоне. Куда идёт поезд, он даже не задумался. Главное было двигаться и действовать, чтобы не оставаться наедине с собой и своими мыслями. Проезжая Люберцы и уже изрядно подмёрзнув, он решил, что с направлением ему повезло – вскоре будет станция Быково, а там аэропорт, откуда он частенько летал домой в Пензу. Отсутствие денег его не останавливало.

Однако оказаться в Пензе было не суждено. Но уже ранним утром он сходил по трапу в Краснодаре, с благодарностью махая на прощание рукой хорошеньким и сердобольным стюардессам. А в Краснодаре по счастливому стечению обстоятельств в это время находился лучший друг Женька, гостивший здесь у отца, пока его однокурсники убирали картошку в подмосковном совхозе. Пазл складывался удачно. Правда, не было ни денег, ни