— Телефон дай! — повторил Матвей.

Девушка пригляделась к нему внимательнее. Парень на вид немного странный, но молодой, симпатичный. В глазах роковая печаль.

— Ну не знаю… как-то неожиданно… Может, лучше по контакту спишемся? — предложила она робко.

— Телефон! Вопрос жизни и смерти! — повторил Багров еще настойчивее.

Упоминание о жизни и смерти произвело на девушку впечатление.

— Ну хорошо… — решилась она. — Записывай! Плюс семь девятьсот шестнадцать…

— Какой «плюс семь»? Просто телефон дай — нам с невестой бабушке надо позвонить! — объяснил Матвей.

Девушка наконец поняла, что у нее просят, и, вспыхнув, сунула ему свой мобильник. Звонок был сделан, и Бабаня поздравлена со всей возможной тщательностью.

Матвей отдал девушке телефон, поблагодарил ее и вернулся.

— Я, кстати, теперь знаю, как знакомиться. Только что придумал, хотя уже и неактуально.

Ирка ощутила укол ревности:

— С телефоном, что ли?

— Да нет. С телефоном — это так: метод для бедных. Есть способ получше! Надо подойти на улице к незнакомой девушке, шепнуть ей на ухо «Не ходи за мной!», после чего быстро улепетывать дворами, временами таинственно оглядываясь и поднося палец к губам.

— Ну да, — рассеянно согласилась Ирка. — Может сработать! Если хочешь, чтобы женщина что-то сделала, запрети ей делать именно это.

Представляя себе девушку, выслеживающую дворами некромага, она случайно нашарила в памяти еще одно дело, которое давно откладывала, как откладывают все действительно важные дела, требующие большого выплеска души.

— Матвей, бросай здесь машину! И ящик тоже бросай. Пока новых вызовов нет, давай быстренько телепортируем в центр! — велела она.

— На «Арбатскую» в переход, что ли? — сразу угадал Багров.

Революцию подготавливают гении, осуществляют фанатики, а плодами ее пользуются проходимцы.

Отто фон Бисмарк

Ирка и Багров долго барабанили в железную дверь, подписанную «Ответственный: Гормост», пока им наконец не открыли. Корнелий был в шарфике, в свитере и в тапках, надетых на толстые шерстяные носки. Видимо, элементарно мерз. Рядом с ним сидел и печальными глазами смотрел на Ирку Добряк.

— Привет! Кто тут ответственный гормост? — весело спросил Багров.

Ирка незаметно толкнула его ногой. Шутка была на грани фола, поскольку напоминала о Варваре. Однако Корнелий шутке не вздрогнул и улыбнулся Ирке вполне доброжелательно. Заметно было, что гостям он не особенно рад, но, с другой стороны, не то чтобы и не рад. Смешанные ощущения.

— Проходите! — пригласил он.

Ирка и Багров прошли. В комнате, за которую отвечала гражданка Гормост, ныне переселившаяся эйдосом в свет, мало что изменилось. Казалось, если бы сюда сейчас вошла Варвара, то и не заметила бы никаких перемен. Даже ее серая пайта висела на прежнем месте, на спинке стула, рукавом касаясь пола.

Единственное, что добавилось — растрепанная стопка нотных листов, исписанных небрежно и торопливо. Тут же, рядом с флейтой, помещался и саксофон, но лежал он несколько в стороне от флейты, смущенно и виновато, как большой пес, контрабандой проникший в дом со двора, приткнулся бы рядом с маленьким пуделем.

Ирка и Багров зависли посреди комнаты, не решаясь ни сесть, ни к чему-либо прикоснуться. Темы для разговора как-то не нашаривалось. Про свет и валькирий говорить не хотелось. Все это могло задеть Корнелия, всколыхнув в нем былое. Про мрак упоминать тем более не имело смысла, и Ирка, пролистав память, сообщила, что только что они с Матвеем видели в городе уникальный самокат.

Корнелий спросил, что же в нем уникального. Ирка, развивая тему, поведала, что обычно в Москве все катаются на легких, с аккумуляторами, вошедших теперь в моду, даже и зимой некоторые ухитряются. Единственное, чего страшатся их хрупкие колесики, это дурного асфальта и выбоин. Этот же самокат был единственный в мире! Дорожный рабочий сварил его из колес для садовой тележки и случайных труб, которые покрасил в желтый цвет. Руль же взял от детского велосипеда. Получившийся самокат лавировал в пробке не хуже мотоцикла и не боялся ни выбоин, ни открытых люков, ни иных препятствий.

Корнелий про самокат выслушал вяло, хотя прежде бы непременно заинтересовался. Даже кинулся бы спешно отыскивать неудачливую садовую тележку для эксперимента.

Теперешний же Корнелий только спросил:

— Дутые хоть колеса?

— То есть? — не поняла Ирка.

— Садовые тележки бывают с дутыми колесами, а бывают с шинами из сплошной резины. Вторые катить труднее, но они не протыкаются. Какие там были колеса?

— Сплошные, — вспомнила Ирка.

— Плохо. Я бы сделал дутые, — заметил Корнелий, и на этом на теме идеального самоката был поставлен крест. Однако Ирка еще некоторое время хваталась за самокат, как за соломинку, чтобы не увязнуть в болоте молчания.

— А колеса-то… колеса… — говорила она по инерции, и Корнелий с Матвеем терпеливо кивали, пока и Добряк не задергал мордой, поддавшись настроению всеобщего соглашательства.

— Навестить решили? — вдруг спросил Корнелий, решительно прощаясь с самокатом.

— Да, — сказала Ирка.

— Да, — сказал Багров.

— Это хорошо, — одобрил Корнелий.

— Как твои дела? — спросила Ирка.

Дела у Корнелия, как оказалось, относились к разряду «хорошо». Багров отозвался, что это здорово, когда дела хорошо. Хуже, когда они плохо. Ирка опять толкнула его ногой.

— Музыкой балуешься? — спросил Матвей, которого, видно, надо было бить не ногой, а ломом.

Корнелий вздрогнул.

— Музыкой, — согласился он и добавил через укоризненную паузу: — Балуюсь.

— А почему саксофон? Ноты для него разве такие же, как для флейты? — задала вопрос Ирка.

— Что ноты? Ерунда ноты! Музыка у меня давно здесь, — Корнелий ногтем указательного пальца царапнул себе лоб.

Багров взял ноты в руки. Когда-то и его учили играть, только на клавесине. Смешной такой старинный клавесин. Маленький Матвей очень его любил, хотя и задумывался порой, что случится, если подложить под него бочонок с порохом и выпалить из пистолета.

Ноты были заложены метательным ножом. Но не метательный нож удивил Багрова — метательных ножей он видел немало, — а то, как тщательно нож был подлажен, правильно заточен и как долго его, должно быть, использовали. Это было заметно по множеству мелких ссадин на металле.

— Откуда? — спросил Матвей, зная, что Корнелий прежде не особенно дружил с метательными ножами.

— Отдай! — потребовал Корнелий.