«А ты полюби ее, – говорит, – полюби ее, как есть. Не бойся. Полюби!»

И душа моя жалкая, в желейном теле, вдруг взошла, как от искры.

И повернулся мой страх в нежность неописуемую.

И, нехотя словно, вновь стало переменяться ее лицо. Ушла морда медвежья, проступил облик девичий, ожидающий… И руки (не лапы уже) на плечах помягчели. Она ждала. И я знал, чего она ждет. Меня.

А страх мой, он не умер, он был где-то внутри, трепетал. Вылезет – конец мне!

Но я его перемог да затолкал поглубже, убеждая себя: люблю – и все тут!

И я, действительно, любил ее! Не как женщину любят, не страстью, а… как детей своих любил бы, если б были у меня дети. Глядел на нее и думал: обратись она сейчас в зверя, – все равно любить буду! Все равно!

И обмякла она, растаяла. Власть над ней стала – моя: пока не боюсь – моя!

А как я понял это, сразу и любовь моя к ней переменилась. Не то, что ушла: попроще сделалась.

Любопытство появилось: если оборотень она, тело у нее – какое? Может, знаки какие есть?

И вот еще что: женщину в ней я меньше хотел, чем чудовище. И мысль такая совсем не смущала, ни капельки! И ничуть я уже не боялся!

Без поспешности раздел ее: кофту толстую, вязаную, блузу, юбку, чулки старомодные, на резиночках, рубашку исподнюю. Раздевал – и все искал, искал. Знаки.

Но не было в ее теле ничего. Ничего звериного. Плечи были чисты, груди теплые, тяжелые, гладкие, рука короткопалая, живот… Просто тело женское. Большое, покорное.

Да, она была покорна, пыталась угадать меня, стать мягче, легче, чем была по естеству.

И все-таки овладеть ею я не мог! Прости, читатель, за подробности: тыкался без толку, ноги ее перекладывал и так, и этак… И сама она старалась мне помочь – никак!

Я уж отчаиваться начал. Пыл угасал. Пришлось подогреть его мыслью: не женщина подо мной. Не просто женщина.

И на меня накатило: понял!

И сама она поняла: перевернулась, приподнялась: я коснулся ее ног, просто провел руками от колен вверх, к ягодицам, и ощутилось, будто не кожа, а грубая шкура с короткими щетинками прорастающей шерсти…

Но я не испугался, нет!

И…

Прости меня, Господи!

На следующее утро я уехал.

Автобус подпрыгивал на буграх. Женщины, возвращавшиеся с фермы, судачили об убийстве, о медведе…

В райцентре, оставив рюкзак на вокзале, и, поскольку до поезда оставалось часов шесть, заглянул в милицию.

Там поначалу отнеслись ко мне без восторга: много тут вас! Убийство двойное всколыхнуло весь район. Но когда я сказал, что последним видел убитого (Семен ни словом о Насте не обмолвился!), а сейчас, уезжая, хотел бы…

В общем, записали они все (ничего, вернее сказать). Не о Настеньке же мне с ними говорить. Да я и не говорил – спрашивал больше.

А молоденький лейтенант, смакуя или желая потрясти мои чувства, описывал с подробностями, которые я не буду приводить, состояние останков.

– Э… – пробормотал я. – Откуда вы знаете, что медведь? Шерстинки, следы, разве нельзя…

– Нельзя! – отрезал лейтенант. – Отпечатки зубов! И слюна! Ну-ка, где ты раздобудешь медвежью слюну? – и поглядел победоносно.

Я был посрамлен и лейтенант предложил мне перекусить у них в столовой. Я согласился.

Подали нам суп грибной, жаркое, салатик, компот сухофруктный. Хороший обед, только макароны были сыроваты.

Через несколько часов, договорившись с проводником, я уже ехал в Новосибирск, чтобы оттуда…

Где ты, На-а-стя?

Мой друг Коля (нет, он, конечно, не Коля, но мы сохраняем адвокатскую тайну, а человек это теперь серьезный и влиятельный), так вот, Коля всегда любил спорт. А так как речь о времени советском, то я имею в виду не киберспорт и даже не керлинг, скайдайвинг или виндсерфинг. Коля разбирался в подножках, бросках и прочих захватах. Он был дзюдоистом. Сразу хочу сказать: никакого политического подтекста в истории нет. В СССР почти все занимались дзюдо, даже я. Но я занимался дня три, а вот Коля много лет. То есть он мог бросить не только любую девушку, но и любого парня. Парня на татами, разумеется, ну или на асфальт, как уж парню повезет. Итак, Коля был настоящим мужчиной, причем с самого детства. А настоящие мужчины в Советском Союзе, как, впрочем, и почти все мужчины, рано или поздно попадали в армию. Коля тоже в один прекрасный день обнаружил себя в рядах вооруженных сил, но с небольшой оговоркой. Служба Коли проходила в спортроте. Спортрота – это практически спортлото. Куда попадешь – не знаешь. Колю занесла военно-спортивная карьера в город… опять же в сюжете будут реальные люди, а главное дамы, и их честь и даже светлая память может быть задета, поэтому назовем этот город Черноземском.

В общем, оказался Коля в Черноземске молодым солдатом-спортсменом. Что может интересовать мужчину, если он молод, если он солдат и если он спортсмен? В принципе даже одного пункта достаточно для правильного ответа. Молодого человека интересуют девушки. А солдата? Тоже девушки. Ну и, наконец, о ком мечтает спортсмен? Тоже о девушке. То есть выхода у Коли не было. Все три его внутренних голоса шептали об одном. Поэтому все свободное время у новоиспеченного рядового уходило на поиск барышень и содержательные беседы с ними о любви. У солдата времени немного. Хочешь не хочешь – начнешь сбегать ночами. Плохо, конечно, но ради любви чего только не нарушишь. Коля смог пофилософствовать с целым отделением черноземских девушек, но одна ему запала в душу особенно сильно, а главное, практически чуть не стоила ему жизни.

Он пробирался к ней ночами, используя для проникновения тропу черноземских ниндзя. Забор, какая-то труба, кусок крыши и наконец окно. Это сегодня парни способны максимум на чат «ВКонтакте», а в СССР приходилось как следует напрягаться. Коля залезал в спальню в середине ночи, разговаривал о высоком и под утро исчезал тем же путем, чтобы не опоздать на подъем. Родители барышни, спавшие в соседней комнате, ни о чем не догадывались. Коля не догадывался, кем были родители. А зря.

Однажды Коля попал в квартиру не через окно, а через дверь. Девушка была дома одна. Он снял верхнюю, так сказать, одежду, открыл шкаф, повесил свой тулуп, закрыл шкаф. Застыл, как будто внутри мини-гардероба он увидел привидение, медленно, холодными, как черноземская зима, руками вновь открыл дверцы шкафа и понял, что долюбился. На него смотрели полковничьи красные погоны. Полковник – это всегда неприятно, но они бывают разные. Бывают страшные, а бывают очень страшные. Коля решил уточнить круг ада, на который он взошел.

– Наташ, а папа что, военный? – равнодушно, но с неприятным треском внутри поинтересовался рядовой ВС СССР.