она продолжала при посторонних носить на себе слишком большую девочку, ненормальность ее поведения стала бы заметна.

Можно подумать, что бабушка читает ее мысли, потому что она как-то сказала:

– А что поделать? У твоей матери не такое сильное расстройство, чтобы имело смысл вмешиваться. Ее нельзя назвать хорошей матерью ни для тебя, ни для Селии. Закон здесь бессилен.

Тем более что Николя мог служить ходячей справкой о психическом здоровье: с ним Мари вела себя как нормальная мать, любящая и сдержанная. Как можно было счесть потенциально пагубным семейное окружение, в котором вырос столь уравновешенный мальчик?

В пятницу вечером, когда Диана присоединялась к семье, отец жарко обнимал ее и называл «моя принцесса». Брат целовал и показывал свои новые сокровища: кроссовки, комиксы, Лего. Мать довольствовалась тем, что бормотала сквозь зубы: «А, это ты», и продолжала свой путь в сопровождении неизменного сателлита – Селии. Та обожала сестру, но не осмеливалась выказать это в присутствии матери.

Когда Диана расспрашивала Николя, тот только пожимал плечами:

– Мама просто помешалась на Селии, вот и все. В остальном порядок.

– А что она обо мне говорит, когда меня нет?

– Она никогда о тебе не говорит.

Когда Селии исполнилось шесть лет, Оливье заявил, что хватит ей спать в родительской спальне. Ее устроили в комнате Дианы, теперь там стояло две кровати.

Диана насупилась, когда ее поставили перед свершившимся фактом. Сначала пришлось выдержать прощание, достойное Фонтенбло[1], мамы с дочуркой: «Нет, моя дорогая, я тебя не бросаю. Это только на ночь, она быстро пройдет. Ты уже большая, ты больше не можешь спать с папой и мамой. Старшая сестра приглядит за тобой». Все это повторялось раз десять и орошалось слезами и ребенка, и матери.

В конце концов Оливье пришел за женой, сказав, что детям пора уже спать. Стоит ли уточнять, что Диана не получила от мамы никакого пожелания доброй ночи?

Едва они остались одни, как Селия бросилась к сестре.

– Мама сказала, что ты приглядишь за мной.

– Оставь меня в покое, я сплю.

– Я закричу, мама будет тебя ругать.

– Можешь начинать.

Ошеломленная такой твердостью, к которой она была совершенно непривычна, младшая сестра обняла старшую:

– Я люблю тебя, Диана.

– Что на тебя нашло?

– Почему тебя нет всю неделю? Я так тебя люблю. Мне лучше, когда ты здесь.

– Чепуха какая-то.

– Нет, это правда. Мама слишком меня любит, она никогда не оставляет меня в покое.

– Тебе это нравится, ты только и просишь еще.

– Я не знаю, что делать.

Диана почувствовала долю истины в ее словах и повернулась к сестре:

– Ты должна сказать ей, что так нехорошо.

– Но я люблю маму.

– Конечно. Именно потому, что ты ее любишь, ты и должна ей сказать. Ты должна сказать, чтобы она оставила тебя в покое, что тебе плохо от ее поцелуйчиков, что она мешает тебе расти.

– Скажи ей сама.

– Если это скажу я, она не поймет. А теперь возвращайся к себе в кровать.

– Пожалуйста, можно я посплю рядом?

– Ладно, но только эту ночь.

Малышка прильнула к старшей сестре. Диана не могла сдержать умиление. Следовало признать, что Селия была прелестна. Она заснула, обнимая девчушку.

На следующее утро, когда мать позвала Селию, чтобы искупать ее, Диана подумала, что сестра воспользуется случаем, чтобы поговорить, и спряталась за дверью.

– Мама, ты должна оставить меня в покое, – услышала она.

– Что ты такое говоришь, дорогая? – В голосе Мари звучала паника.

– Ты должна оставить меня в покое. Мне плохо от твоих поцелуев.

– Тебе не нравятся мои поцелуи?

– Нравятся, но их слишком много.

– Прости, дорогая, – сказала мать на грани слез.

Диана затаила дыхание. Неужели сработало? В этот момент она услышала:

– Это Диана мне велела так тебе сказать.

– А! Понимаю. Твоя сестра просто ревнует.

– А почему она ревнует?

– Потому что я не целую ее так часто, как тебя.

– А почему ты не целуешь ее так часто, как меня?

– Потому что она холодна. И всегда такой была. Тебя действительно раздражают мои поцелуи?

– Нет, мама, я их обожаю.

Старшая сестра, которая выслушала достаточно, ушла в полной растерянности. Она уселась на кровать и подумала: «Это я ревную? Мир перевернулся. Если я холодна с тобой, мама, то только потому, что ты сама меня заставила стать такой».

В одиннадцать лет Диана почувствовала, как рушится ее вселенная. Она продержалась до сих пор только потому, что верила, будто мать не осознает ее мучений. И вдруг обнаружила, что по материнской версии именно сама Диана и была виновата в том, что ей доставалось так мало ласки. Обвинение в ревности выглядело комичным по сравнению с этим. Как ей продолжать жить с удушающим чувством чудовищной несправедливости?

Остаток субботы она провела