Подобную свободу для мальчика, которому едва исполнилось десять лет, все сочли бы немыслимой, безрассудной, но для Ванго этот крошечный островок был чем-то вроде детской. Здесь он находился в такой же безопасности, как любой другой ребенок между своей кроваткой, комодом и ящиком с игрушками.

Крики умолкли. Ванго поколебался с минуту, но все же решил посмотреть, что происходит там, внизу. Он выбрался из своего углубления ползком, на животе.

И начал спускаться к морю.

Спуск представлял собой почти стометровую гладкую каменную стену, отвесно уходившую в бушующее море, и мальчик уверенно передвигался по ней сверху вниз, широко раскинув руки и ноги. Ванго давно уже проделывал подобные трюки и со временем перестал считаться со своим весом, полагаясь только на собственную силу. Ему случалось долгие минуты висеть над пустотой, зацепившись тремя-четырьмя пальцами за край какой-нибудь впадинки и нашаривая другой рукой пух, устилавший птичье гнездо на скале.

А вот горизонтальная поверхность моря, напротив, вызывала у него головокружение. Он никогда еще не ступал на борт судна и боялся заходить в воду.

С началом обильных осенних дождей скала покрывалась зеленой порослью. Но сейчас она была голой и, казалось, озаряла море своей белизной. Ванго остановился метрах в пятнадцати от волн и прислушался.

Теперь крики прекратились. Ванго успокоил себя мыслью, что это была какая-то перелетная птица. Он хорошо знал голоса всех пернатых обитателей своего острова, но случалось, что здесь проводили ночь воздушные странники из других краев, оглашавшие скалы диковинными, незнакомыми песнями.

Это ничуть не удивляло Ванго: Сицилия находилась на пути к Африке, и если бы слоны умели летать, то и они проносились бы над островом целыми эскадрильями.

Пока Ванго висел на скале, раскачиваясь над пустотой, его не пугали бешеные порывы ветра. Но, спустившись пониже, он остановился.

Бурлящее море внушало ему страх.

И он начал карабкаться обратно, наверх: мысль о вкусном белом хлебе, который пекла Мадемуазель, соблазняла его, гнала к вершине. Если он поторопится, то меньше чем через час будет сидеть за столом.

А чуть ниже, на дне своей лодки, плакал толстяк Пиппо Троизи.

Тот самый Пиппо Троизи — сборщик каперсов, человек, который много лет назад первым обнаружил Ванго и его воспитательницу на каменистой тропе Скарио.

А сейчас он сидел, обхватив руками свой чемодан так крепко, словно держался за спасательный круг. И чем громче корма его лодки трещала под ударами волн, тем сильнее сжимал он чемодан.

Суденышко безнадежно застряло между двумя черными утесами, куда его швырнули волны. Три-четыре раза он позвал на помощь, мало надеясь на удачу: это была самая дикая, необитаемая часть острова, где никто не мог его услышать. Несколько часов назад он расстался с прошлым ради главного приключения в своей жизни, и вот все кончилось, даже не начавшись.

Пиппо Троизи только и успел, что вверить свою судьбу этой лодке и выйти в открытое море.

Ветер тут же разодрал в клочья его парус. Одно весло сломалось. Мешок с провизией упал в воду. Пиппо долго боролся с волнами, которые носили его вдоль берега, безжалостно прибивая к острым прибрежным утесам. В тот момент, когда он пытался оттолкнуть от них лодку, ему зажало и раздавило руку между бортом и скалой. Теперь она онемела от самого локтя до кончиков пальцев, походивших на плоские окровавленные лоскутья.

Да, все кончилось, не успев начаться.

Бежать от привычной жизни, куда-нибудь подальше… Десять лет он мечтал об этом, и вот за какой-то короткий отрезок ночи его мечта рухнула.

И теперь Пиппо Троизи ждал только одного: последней милосердной волны.

Он молил Бога, чтобы она избавила его от мучений.

Если бы Пиппо не поранил руку, он бы сейчас повернул ее большим пальцем вниз[15], требуя для себя смерти. Но избавления все не было. Волны безучастно огибали лодчонку, подобно прохожим, отводящим взгляд от умирающего на тротуаре.

Пиппо спас внезапный приступ ярости. Он же просил судьбу только о скором конце, больше ни о чем! Неужели так трудно подарить ему легкую смерть?! Всего-то и нужно, что одну волну повыше! Такую, чтобы разом перевернула эту страницу его никчемной жизни!

И он испустил последний крик.

Прошло несколько мгновений, и прямо над ним, в темноте, появился мальчик. Он долго смотрел на лодку и на человека, который его не замечал.

— Signor…

Услышав этот голос, Пиппо Троизи еще крепче вцепился в свой чемодан.

— Синьор Троизи…

Тот развернулся и наконец увидел мальчика, висевшего на гладкой поверхности скалы.

Он сразу узнал Ванго, маленького дикаря из Поллары.

— У меня рука отнялась, — простонал Троизи.

И тут Ванго понял, что ему придется сделать то, чего он так боялся. Спрыгнуть в эту лодку. Помочь Пиппо Троизи спастись от смерти.

— Сбегай, позови кого-нибудь, малыш!

Но Ванго знал, что он не успеет привести спасателей. Надо было как можно скорее высвободить из плена лодку, которую любая волна грозила разбить в щепки. Пиппо с надеждой смотрел на мальчика, висевшего, подобно летучей мыши, на голой скале, в грохоте урагана. По чьей воле он оказался здесь именно в эту минуту?!

Ванго разжал пальцы, державшие его на каменной стене. И этот жест решил его судьбу. Спрыгнув в жалкую скорлупку Пиппо Троизи, Ванго избрал для себя новую, бурную жизнь.

Когда Пиппо очнулся, он почувствовал, что море уже стихло. На корме стоял Ванго с единственным оставшимся веслом в руках. Ветер уступил место туману. Вода была гладкой, как в озере. Рассвет никак не мог пробиться сквозь густое серое марево.

— Спасибо тебе, — сказал он Ванго.

Мальчик ответил лишь мрачным взглядом. Лодка плыла неизвестно куда: за ее бортами ровно ничего не было видно. Кончик весла исчезал в серой мгле, еще не успев коснуться воды.

Было холодно. Но Ванго не дрожал. Всю ночь он боролся с волнами.

Ему понадобилось два часа, чтобы высвободить лодку с помощью уцелевшего весла, орудуя им как рычагом. И еще час — чтобы отогнать ее подальше от прибрежных утесов, в водовороте бесновавшихся волн. Узенькая полоска пляжа исчезла под натиском бури. Причалить здесь было негде.

А потом поднялся туман.

— Я хотел уплыть! Я всё приготовил! — причитал Пиппо Троизи. — Я ведь хорошо знаю море.

Честно говоря, Пиппо Троизи знал море только издали, зато любил его всем сердцем. До сих пор он выходил в море лишь в качестве балласта на лодках салинских рыбаков, в непогоду, а остальное время мирно проводил на своем винограднике и на каменистом поле, где росли каперсы. Так он и жил на суше, без детей, под властной опекой жены.