Может, с ней удастся договориться добром?

Перекинув ногу через борт фургона, Стэнтон спрыгнул на землю и, к немалому своему потрясению, увидел в кустах, совсем рядом, девчонку лет этак двенадцати – растерянную, перепуганную. Вот тут ему стало страшно всерьез. Давно ли она здесь торчит?

– Погоди! – окликнул он девчонку, пока та не пустилась наутек. – Погоди, девочка… ты чья такая? Не Бринов ли дочь?

Детишек с обозом шло столько, что всех не упомнишь.

Девчонка оцепенела, замерла на месте, словно вдруг разучившись бегать.

– Нет, сэр. Я – Элита Доннер.

Только этого не хватало!

– Что ты здесь делаешь? – спросил Стэнтон.

– Я… меня послали за хворостом, и я просто к своим возвращалась, чем угодно клянусь.

Щеки ее раскраснелись, глаза блестели, поджатые губы придавали девчонке изрядно упрямый вид… и, мало этого, никакого хвороста у нее при себе не имелось.

– Скажи, Элита, что ты здесь видела? – спросил Стэнтон, шагнув к девчонке. – Выкладывай, да не лги.

Угрожать ей он даже не думал, однако Элита развернулась и вспугнутым олененком метнулась в заросли. Стэнтон бросился было следом, но тут же взял себя в руки. Не стоило взрослому гоняться по лесу за девочкой, особенно после недавней находки.

Твердо решив отыскать спрятанную бутылку виски, он повернул к фургону. Он знал: ночью его ждет новый визит Лидии. Вначале мальчишка, потом Тамсен… да, встречи с Лидией тоже не миновать. Бедная Лидия снова явится к нему во сне, в промокшем до нитки платье, облепившем иссиня-бледное тело, и будет просить спасти ее. «Чарльз, я без тебя не могу»… этих слов он ни разу не слышал от нее при жизни, однако они отражались в ее взгляде всякий раз, как Лидия являлась к нему в сновидениях. Как мог он, прекрасно зная ее, не заметить ужасной правды?

«Помоги, Лидия, – подумал Стэнтон, возвращаясь назад, к курящемуся дымком костру. – Помоги хоть на этот раз, хоть сейчас разглядеть чудовищ, пока они не натворили бед».

ИНДЕЙСКАЯ ТЕРРИТОРИЯ, ФОРТ ЛАРАМИ

Дорогая Марджи!

Вот мы наконец и в форте Ларами, в самом сердце Индейской территории. Полтора месяца ночевавший под открытым небом, питаясь из седельных сумок, приезду сюда я обрадовался несказанно: во-первых, форт Ларами сулил возможность побриться и принять самую настоящую горячую ванну, а во-вторых, здесь меня вполне могло поджидать твое письмо.

Возможно, ты будешь довольна, узнав, что целую неделю после отъезда из Индепенденса я только и думал, не совершил ли ужаснейшую ошибку всей моей жизни. Как мог я, женившись сорока двух лет от роду, по собственной воле уехать от той, с кем решил провести остаток жизни? Однако, едва смятение унялось, я задался целью познакомиться поближе с партией, примкнувшей к обозу сразу же за Индепенденсом. Новички, общим счетом около шести семейств, причем некоторые – люди весьма обеспеченные (судя по целым фургонам мебели, слугам и даже слухам о крупных суммах в серебряной и золотой монете), следуют в Калифорнию из Спрингфилда, штат Иллинойс. Кроме них к нам присоединилась горстка холостяков, задумавших поискать счастья на Западе.

Самый видный в их партии, несомненно, Джордж Доннер, патриарх целого клана Доннеров, состоящего не только из собственной его семьи, но и из семьи его младшего брата, Джейкоба. На первый взгляд люди они простые, однако на деле, должно быть, куда искушеннее, чем кажутся: говорят, недвижимости в Иллинойсе им принадлежит немало. Доннер-старший обожает цитировать Библию, однако в библейских речениях неизменно путается. Хватит ли ему ума возглавить партию? Не знаю, не знаю, хотя, с другой стороны, все вокруг доверяют Доннеру безоговорочно, и именно благодаря его умению никого не обидеть. Самое примечательное в нем, помимо габаритов (весьма солидных) – его супруга, Тамсен. Большинство идущих с обозом мужчин в нее влюблены, однако я первым делом отметил в ней бесспорную жесткость, тесно граничащую с жестокостью. Сам не раз видел, как она доводит служанок до слез, да и с детьми, кроме собственных, держится крайне холодно. Женщин, уступающих ей в красоте, Тамсен Доннер откровенно чурается и, согласно общему мнению, балуется ведовством (однако сие, скорее всего, слух, порожденный женской завистью).

Кто тут у нас далее? Джеймс Рид, владелец крупного мебельного предприятия в Спрингфилде. Внешне – полная противоположность Доннеру: невысокий, худой, лицо узкое, щеки впалые, руки ежеминутно трет носовым платком, а я всякий раз, видя это, невольно вспоминаю о леди Макбет («Сойди, сойди, проклятое пятно![3])». Натура вздорная, малоприятная, гражданином он, однако ж, выглядит образцовым – тем более что сам не упускает ни единой возможности об этом напомнить. Женат он на женщине старше его годами, вдове с множеством детей от покойного первого мужа. По словам выходцев из Спрингфилда, их брак стал для Маргарет Рид сущим спасением. Болезненную, сухопарую, ее, положа руку на сердце, можно принять за Ридову матушку. Партия Рида более всего прочего напоминает бродячий цирк: три огромных фургона, доверху нагруженных шикарной мебелью (надо думать, собственного производства) и иными земными благами, немало слуг, включая сюда девицу, исполняющую обязанности стряпухи и прачки, и даже пони для детишек.

Ну а самого приятного из новых спрингфилдских знакомых я приберег напоследок. Чарльз Стэнтон, холост, на Запад едет один, в собственном конестогском фургоне[4], и разительно отличается от большинства идущих с обозом холостяков – либо наемных работников, либо бродяг почти без гроша за душой, отчего мы с ним, полагаю, так быстро и подружились. Вдобавок, оба мы росли в пасторских семьях (хотя его дед, в отличие от моего отца, простого окружного священника, маститый англиканский проповедник, настолько известный, что даже я о нем слыхивал) и сохранили на память о том схожие, так сказать, шрамы. Услышав, что он читал в «Вашингтон Глоб» мои статьи насчет этого шарлатана Урии Патни из ривайвелистов[5], я был крайне польщен.

Жизнь Стэнтон, человек скромный, мирный, прожил на удивление яркую: родился в Массачусетсе, подростком был отдан в учение к одному из вирджинских адвокатов, но вскоре сбежал от учебы «на войну» и дрался под началом генерала Сэма Хьюстона в битве при Сан-Хасинто[6]. Отправившийся воевать за независимость Техаса, хотя с этой территорией его ничто не связывает, он – либо романтик, либо идеалист. Я бы, на него глядя, сказал: и то и другое, серединка на половинку… и это, боюсь, означает, что он обречен на несчастную жизнь. Еще он несколько раз намекал на какое-то ужасное происшествие, заставившее его покинуть Массачусетс, однако рассказывать, что там стряслось, не желает решительно. И чем будет заниматься, добравшись до Калифорнии, пока не знает – еще один признак беспокойного духа, что гонит его с места на место.