Бьянка гордилась тем, что запомнила их название. Достаточно вспомнить о бабочках, и оно само приходило на ум - фаленопсис. Тут были и другие растения с очень длинными листьями. Она помнила и имя желторозового цветка - катлея и еще цимбидиум. Когда она проводила рукою по нежным листьям, Бьянке казалось, что между лепестков вот-вот покажется улыбающаяся фея.

Внезапно хлопнула дверь. Удивленная Бьянка спряталась за огромной вазой.

- Ты не можешь так поступить. Это всего лишь ребенок.

Почему мать была так взволнована? Бьянка хотела кинуться к ней, но строгий тон отца точно парализовал ее.

- Думаешь, мне это приятно? Но ей надо повзрослеть и понять. Она не может вечно оставаться ребенком, жизнь - не игра. Ей нужно научиться дисциплине. В школе ее обучат всему, что требуется. Ты подумала о том. что она может устроить в следующий раз? Инес, если бы я не услышал крика, она бы спалила весь дом. а сама... Ты понимаешь, что с ней могло случиться?

Мать расплакалась. Бьянка ненавидела, когда она плакала. Так сильно, что затыкала уши, чтобы не слышать этих звуков.

- Ты не можешь вынуждать ее делать то. к чему она не готова. С ней нужны терпение и ласка. Ты требуешь слишком многого. Бьянка не похожа на сестру.

-Думаешь, я не понимаю? Но ведь это ничего не меняет. Запомни, Инес. В нашей семье так принято, и я сделаю все, чтобы так и продолжалось впредь. Чтобы заниматься поместьем, обеим девочкам понадобятся знания, твердость и исключительные качества. Я обучаю их только необходимому.

- Они еще слишком малы. Времени для учебы еще много!

- А если со мной что-то случится?

- Не нужно вспоминать то. что случилось много лет назад. Это нехорошо.

- А вот и нет. Смерть Матильды показала мне, что нельзя воспринимать все как должное. Чем скорее они обучатся всему что нужно, тем лучше.

- Война закончилась. Лоренцо. - вздохнула мать. - Всем было нелегко, но теперь она позади. Не стоит жить старой болью и старыми страхами.

- Разговор окончен. Моя дочь из семьи Донати, а потому она будет делать то. что следует.

Яркие цвета сада могут помочь преодолеть жизненные неурядицы. Фиолетовый цвет гиацинтов и анютиных глазок подарит смелость и силы, чтобы справиться с ударами судьбы. Анютины глазки растут в тени и цветут в любое время года. Они похожи на улыбку, сменившую слезы.

К ней подскочила белка и, встав на задние лапки, с надеждой вытянула мордочку.

- Привет, малыш, - сказала Виола Донати и порылась в сумочке, выискивая там что-то для крохотного зверька. Кормить белок было запрещено, но она уже и без того нарушила все правила. В последнее время она вела себя так, словно весь мир стал с ног на голову. И в общем-то так оно и было. Белка схватила миндальный орех и юркнула куда-то, Виола проследила за ней взглядом. Она сидела в той части парка, где нередко проводила время в детстве. Здесь мать, Клаудия Бруни, учила ее кататься на велосипеде, здесь же она познакомилась с первыми друзьями, здесь отмечала дни рождения, важные события жизни, сюда приходила, когда на нее обрушивались разочарования.

Она скрутила длинные волосы в пучок и заколола их подобранной веточкой. Зачем она здесь? Верит ли она в то, что эта аллея, зеленая поляна и синее небо над головой успокоят ее душу?

В детстве она верила в то, что солнце восходит здесь, в Гайд-парке, прямо из озера Серпентайн. Мать с улыбкой поддерживала ее теорию, и Виола не переставала так думать даже после того, как в школе ей показали карту Солнечной системы. Но ведь, если солнце вставало где-то еще, отчего же тогда озеро так блестело?

С тех пор так и пошло: Виола знала правду, но продолжала строить иллюзии и жить ими. Иначе как она могла справиться с тенями, восстающими из прошлого?

Прошлого у нее толком и не было. Никаких родственников, ни одной живой души - только она, Виола Донати. да мать. Об отце она никогда не слышала, разве что знала, что он давно умер. Каждый раз, когда она заводила этот разговор с матерью, Клаудия становилась грустной и меняла тему. Виола знала, что отец был итальянцем, что брак родителей был несчастливым и продлился недолго. Этого мать не говорила. Но отчего же тогда она всегда тихонько плакала, стоило только Виоле упомянуть об отце? Должно быть, матери было очень тяжело о нем вспоминать, отец причинил ей много боли. Мать вела тихую и замкнутую жизнь, друзей у нее не было, но в то же время она была самым отзывчивым человеком, какого только знала ее дочь.

Виола снова и снова спрашивала себя, кем могла быть та девушка, с которой она столкнулась на выставке, и как завести об этом разговор с матерью.

- Привет, - послышалось вдруг.

- Уильям? А ты что здесь делаешь? - удивилась Виола. Она никому не говорила, где будет, поэтому его появление было более чем неожиданным.

Парень улыбнулся, засунул руки в карманы и отвел глаза: «Хочешь узнать правду или сойдет отмазка?»

- В каком это смысле?

Он сел рядом с ней и принялся теребить кустик травы:

- Если я скажу тебе все, как есть, ты решишь, что я с ума сошел, но вообще-то нет.

Виола насупилась:

- Почему ты вечно говоришь загадками?

Он раскинул руки, сдаваясь:

- Ладно, ладно, не надо злиться. Все из-за тебя.

- Как это?

- Ты уже несколько дней ходишь какая-то хмурая, смотришь в пустоту точно потерянная.

- При чем здесь мой вид и твое появление? - не поняла Виола.

- Тебе не приходило в голову что я за тебя волнуюсь? - улыбнулся Уильям.

- Что? Так ты следил за мной? Совсем с ума сошел?

Уильям пожал плечами:

- Ну вот. я же тебе говорил! И все же я не сошел с ума.

Он помолчал и смущенно посмотрел на нее:

- А разве ты поступила бы иначе, если бы человек был тебе небезразличен?

- Небезразличен? - от злости Виола могла бы наговорить сейчас много лишнего, поэтому она предпочла молчать. Сколько они уже знали друг друга? Они снимали квартиру на пятерых. Кроме них еще были Оливия, Дженнифер и Руфус Олаф, крепкий норвежец. Вот только между Уильямом и Виолой сразу пробежала какая-то искорка избранности. Именно поэтому Виола старалась его избегать, в то время как Уильям, наоборот, стремился видеться чаще. С другими девушками он был робок, однако так и крутился вокруг Виолы. Высокий, темноволосый, глаза его всегда словно над чем-то посмеивались. Надо было давно поставить его на место, вот только каждый раз Уильяму удавалось ее удивить или рассмешить. Разумеется, в некотором роде он ей даже нравился. Очень нравился. В этом-то и была главная проблема. В молодости Виола совершила серьезную ошибку в отношениях, и шрамы еще не зажили.